«Все прибегли под державу Вашу с радостию»
Включение Крымского ханства в состав Российской империи было обставлено в максимально пафосном стиле. Об этом позаботился сам генерал-губернатор Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний, князь Григорий Потемкин. По его задумке новые подданные империи должны были сразу осознать величие данного проекта и могущество государства, к которому они теперь принадлежат.
Манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу» при большом собрании татарской элиты был зачитан не где-нибудь, не в Бахчисарайском дворце или самой большой на полуострове мечети, а на плоской вершине скалы Ак-Кая неподалеку от Карасубазара (ныне излюбленное место для съемок многочисленных фильмов). Оттуда открывается уникальный вид как на горный Крым, так и на его степную часть и на море. Что символизирует вступление во владение всеми природными ландшафтами полуострова.
Потемкин лично принимал присягу у татарских мурз, беев, муфтиев и представителей простого народа крымчаков. Особый акцент был сделан на императорское обещание: «Возвещая жителям тех мест силою нашего императорского манифеста таковую бытия их перемену, обещаем свято и непоколебимо за себя и приемников престола нашего содержать их вравне с природными нашими подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную их веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами пребудет неприкосновенно; и дозволить напоследок каждому из них состояния все те правости и преимущества, каковыми таковые в России пользуются».
По представлению светлейшего были составлены списки 334 новых крымских дворян, сохранивших за собой земельную собственность.
Особо оговаривалось то, что крепостное состояние в Крыму вводиться не будет, простолюдины из татар объявлялись казенными крестьянами.
Как сообщает историк Александр Андреев, было организовано земское правительство Крыма, в которое вошли князь Ширинский Мехметша, Гаджи-Кызы-Ага, Кадиаскер Муследин Эфенди. Сохранился ордер Г. А. Потемкина командующему русскими войсками в Крыму генерал-поручику Антону де Бальмену от 4 июля 1783 года: «Воля ее императорского величества есть, чтобы все войска, пребывающие в Крымском полуострове, обращались с жителями дружелюбно, не чиня отнюдь обид, чему подавать пример имеют начальники и полковые командиры».
Сменивший де Бальмена генерал от инфантерии Осип Ингельстром в декабре 1783 года создал Таврическое областное правление, в которое вместе с земскими правителями вошла почти вся крымско-татарская знать.
После присяги светлейший писал императрице: «Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все. Вам еще то приятнее и славнее, что все прибегли под державу Вашу с радостию. Правда, было много затруднения по причине робости татар, которые боялись нарушения закона, но по уверениям моим, зделанным их присланным, теперь так покойны и веселы, как бы век жили у нас».
2 февраля 1784 года императорским указом была учреждена Таврическая область под управлением ставшего одновременно президентом военной коллегии князя Потемкина. В состав области была включена и присоединенная Тамань. В указе говорилось: «...полуостров Крым с землею, лежащей между Перекопа и границ Екатеринославского наместничества, учреждая областью, под именем Таврической, покуда умножение населения и разных нужных заведений подадут удобность устроить ее губернию, препоручаем оную в управление нашему генералу, Екатеринославскому и Таврическому генерал-губернатору князю Потемкину, которого подвигом и самое наше и всех сих землях предположение исполнено, предоставляя ему разделить ту область на уезды, назначить города, приуготовить к открытию в течение нынешнего года, и о всех подробностях, к тому относящихся, донести нам и Сенату нашему».
22 февраля 1784 года Севастополь, Феодосия и Херсон были объявлены открытыми городами для всех народов, дружественных Российской империи. Иностранцы могли свободно приезжать и жить в этих городах, принимать российское гражданство.
Протестовавшим же против ухода Крыма под российский скипетр французам было заявлено, что государыня в свое время «беспристрастно и равнодушно взирать изволила» на «завладение Корсикой», а потому ожидает «столь же беспристрастного и равнодушного» отношения французского короля к присоединению Крыма к России, «стремящегося единственно к успокоению границ» Российской империи.
Имперская интеграция
Во многом инородную Таврическую область предстояло в кратчайший срок интегрировать в административную и финансовую систему Российской империи. В Крыму были отменены внутренние торговые пошлины, что позволило оживить умирающую торговлю и реанимировать после оттока христианского населения ремесленную деятельность.
Чиновники после принятия присяги насчитали на полуострове 1474 деревни, в которых проживали чуть более 60 тысяч человек (707 тысяч на начало XVIII века). Это сельское население умело заниматься исключительно скотоводством — наследием своего кочевого прошлого. Прокормить себя они еще худо-бедно могли бы, но содержать здесь российскую армию и нарождающийся флот — нет.
Поэтому Потемкин активизировал переселенческую деятельность в Новороссии.
Еще 25 июля 1781 года вышел указ, согласно которому на новые земли переселялись казенные крестьяне из внутренних губерний и Малороссии — «добровольно и по собственному желанию». Переселенцы получали на новых местах «льготу от податей на полтора года с тем, чтобы в течение сего времени подати платили за них жители прежнего их селения», которые за это получали землю выбывающих. Вскоре срок льготы от уплаты податей за землю существенно продлили. По этому указу предписывалось перевести до 24 тысяч экономических крестьян.
Выбирали не «шаромыжников», а прилежных, семейных мужиков, «трезвого поведения», которые могли бы организовать крепкие хозяйства.
Именно их усилиями началось освоение бескрайних просторов Дикого Поля и северной Таврии.
Мещанам из внутренних губерний позволялось жить в Карасубазаре, Бахчисарае, Феодосии, Гезлеве, которому вернули историческое название Евпатория, и Ак-Мечети, ставшей Симферополем.
Но и переселенческая политика не смогла быстро решить демографические проблемы. Поэтому пришлось Новороссийскую и Азовскую губернии объединить в Екатеринославское наместничество, генерал-губернатором которого стал князь Потемкин, а непосредственным правителем края — генерал-майор Тимофей Тутолмин, один из активных участников подавления пугачевского бунта.
Историк Андреев пишет: «Таврическая область была разделена на Симферопольский, Левкопольский, Перекопский, Евпаторийский, Днепровский, Мелитопольский и Фанагорийский уезды. Город Левкополь хотели основать у устья реки Салгир или переименовать Старый Крым, но этого не получилось, и в 1787 году уездным городом стала Феодосия и Левкопольский уезд стал Феодосийским. Весной 1784 года сменивший Игельстрома Василий Каховский начал раздачу новых казенных крымских земель. В Крыму расселились русские казенные крестьяне, отставные солдаты, выходцы из Турции и Польши. Г. А. Потемкин пригласил на полуостров иностранцев-специалистов по садоводству, шелководству, лесному хозяйству, виноградарству. Увеличилась добыча соли, за 1784 год ее было продано более 2 миллионов пудов. По указу Екатерины II от 13 августа 1785 года все крымские порты были освобождены от уплаты таможенных пошлин сроком на 5 лет, а таможенная стража была переведена на Перекоп. В Крыму была создана особая контора для руководства и развития «земледелия и домоводства Таврической области».
Общее количество населения Екатеринославского наместничества на тот момент составляло 370 тысяч человек.
Августейший круиз
В 1787 году светлейший возжелал продемонстрировать императрице свои достижения в Крыму и Новороссии, организовав «высочайший круиз». В него отправилась сама Екатерина II, австрийский император Иосиф II, австрийский дипломат, принц Шарль-Жозеф де Линь, французский посланник Луи Сегюр и др. По свидетельству последнего, царский «поезд состоял из 14 карет и 124 саней с 40 запасными. На каждой станции нас ожидали 560 лошадей». Всего в составе обоза в Крым ехали до 3 тысяч человек.
От Киева путешественники шли по Днепру на судах и по воде добрались до Херсона, где строился новый черноморский флот.
Сегюр как француз, враждебно относившийся к Потемкину, вынужден был признать: «Надобно согласиться, что хотя Потемкин был плохой полководец, своенравный дипломат и далеко не великий государственный человек, но зато был самый замечательный, самый ловкий царедворец. Впрочем, если бы и снять искусственную оболочку с его созданий, то осталось бы все-таки много существенного. Когда он принял в управление эти огромные области, в них было только 204 000 жителей, а под его управлением население в несколько лет возросло до 800 000 — число, впрочем, еще незначительное для пространства на 800 верст в длину и 400 в ширину.
Приращение это составляли колонисты греческие, немецкие, польские, инвалиды, уволенные солдаты и матросы. Один француз, поселившийся здесь за три года до нашего приезда, сказал мне, что, проезжая ежегодно эту страну, он находил новопостроенные богатые селения там, где за год были пустыни».
Со своей стороны император Иосиф соглашался: «Я понимаю, что этот человек, несмотря на свои странности, мог приобрести влияние на императрицу. У него твердая воля, пылкое воображение, и он не только полезен ей, но необходим. Вы знаете русских и согласитесь, что трудно сыскать между ними человека, более способного управлять и держать в руках народ еще грубый, недавно лишь тронутый просвещением, и обуздать беспокойный двор».
Это потом саксонец Георг Гельбиг выдумал байку о «потемкинских деревнях», до сих пор гуляющих по бульварной литературе. А тогда светлейший из сил выбивался, чтобы в лучшем свете показать, как изменился этот огромный край, через который был перекинут «мост в Третий Рим».
