«Вертеп капитана Вагнера»
В Отечественной войне 1812 года партизанское движение уже носило не стихийный, а достаточно упорядоченный характер. Активными боевыми действиями, диверсиями на коммуникациях противника и уж тем более его преследованием могли заниматься только регулярные мобильные подразделения русской армии, как правило, лёгкая конница, гусары, усиленные казаками — прирождёнными разведчиками. В этих подразделениях крестьяне выполняли вспомогательную роль: охраняли пленных, поставляли продовольствие, предоставляли ночлег. Они же занимались отловом мародёров и охраной своих уездов. Перемещаться вслед за отступающими французами они просто не имели возможности.
Пожалуй, первый, кто приходит на ум, когда речь заходит о партизанах Отечественной войны, будет Денис Давыдов — прославленный гусар и поэт, наиболее эффективный командир летучего партизанского отряда по числу побед и трофеев.
Однако, официально чуть раньше Давыдова, ушедшим партизанить накануне Бородинского сражения, командовать Особым кавалерийским отрядом был назначен гессенец на русской службе генерал-майор Фердинанд Винцингероде. Это произошло сразу после битвы за Смоленск, когда военный министр Михаил Барклай-де-Толли должен был хоть кем-то прикрыть путь на Петербург для возможного наступления французов. В распоряжение Винцингероде поступили 1300 всадников, которым была поставлена задача действовать на коммуникациях противника, всячески терроризировать его фланги и не позволить свободно действовать в северном направлении.
При поддержке крестьян летучий отряд тут же нанёс разящий удар у местечка Белое, захватив 300 пленных, а у городка Поречье был разгромлен арьергард 15-й Итальянской дивизии генерала Доменико Пино. После этих побед к удачливому гессенцу в отряд потянулись сотни добровольцев самого разного сословия и происхождения.
Авангардом летучего отряда Винцингероде командовал полковник Александр Бенкендорф, будущий всесильный глава Третьего отделения. В своих мемуарах он писал: «Мой лагерь больше походил на воровской притон. Толпы крестьян, казаков сновали в разные стороны. Крестьяне были вооружены самыми разнообразным оружием, взятым у неприятеля.
Французы очень боялись возмездия крестьян, поэтому толпами сдавались в плен и поступали под покровительство какого-нибудь казака. Иногда спасти их было трудно от гнева праведного людей, которые мстили за сожжённые дома и церкви… Со вступления наполеоновской армии в Москву отряд Винценгероде, численность которого составляла 2-3 тыс. человек, пленил свыше 12 тыс. французов».
На воровской притон походил и отряд выходца из остзейских немцев капитана Александра Фигнера, имя которого в донесениях постоянно искажали то на «капитана Финкена», то на «капитана Вагнера».
Фигнер считал, что с презревшими все человеческие законы кровавыми завоевателями можно воевать только аналогичным способом. И стал настоящим кошмаром для французов. В его «отряд охотников» приходили все, кому не находилось места ни в армии, ни на каторге — Фигнер брал всех, лишь бы они воевали на совесть. Будущий донской атаман тогдашний штабс-капитан Павел Граббе, будучи откомандирован к партизанам, заметил, что Фигнер не столько партизанский командир, сколько разбойничий атаман. То же самое подтверждал его непосредственный начальник генерал Алексей Ермолов, говоривший, что после диверсий отряд Фигнера напоминал «разбойный вертеп».
Однако, именно Фигнер демонстрировал удивительную изобретательность в боевых действиях и эффективность в сражениях.
Зная несколько иностранных языков, капитан сам переодевался то в итальянца, то в поляка, то во француза, то в простого мужика и проникал в наполеоновские штабы, готовя свои диверсии, направляя отряды противника в свои засады, а вестовых наводил на казачьи пикеты. Однажды, переодевшись мужиком, попал в Москву, пытаясь ценой своей жизни застрелить самого Наполеона (как Пьер Безухов в «Войне и мире»).
Личная храбрость Фигнера вообще сомнений не вызывала. Как-то он в разгар боя у Валутиной горы отбил свои пушки и за шиворот приволок французского офицера в плен прямо под ноги Барклая-де-Толли. Как заметил его сослуживец, «офицер спардонился, а шассёры его показали затылки».
А 28 октября под смоленским селом Ляхово уже объединёнными усилиями отрядов Фигнера, Александра Сеславина и Дениса Давыдова были разгромлены части сводной дивизии генерала Луи Бараге д’Илье. В плен попали бригадный генерал Жан-Пьер Ожеро, 700 кирасир, 2 эскадрона егерей и свыше 1,5 тысячи пехотинцев.
В целом реакцию и военных, и крестьян не сложно было понять. Её лучше всего выразил Андрей Болконский в «Войне и мире»: «Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, и оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все, по моим понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить».
Показательно, что дальнейший монолог князя Андрея звучит, ну, совсем по-современному.
«Не брать пленных, — продолжал князь Андрей. — Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну — вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность — вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего — убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть!».
Ибо посеявший ветер пожнёт бурю.
Партизанский теоретик
«Рыцарством» отличался тот самый легендарный партизан Денис Давыдов. В его отряде не было расправ над пленными, грабежа и лютости. Зато именно подполковник Ахтырского гусарского полка стал автором первой теоретической работы по партизанскому движению «Опыт теории партизанского действия».
«Партизанская война состоит ни из весьма дробных, ни первостепенных предприятий, ибо занимается не сожжением одного или двух амбаров, не сорванием пикетов и не нанесением прямых ударов главным силам неприятеля, — утверждал он. — Она объемлет и пересекает всё протяжение путей от тыла противной армии до того пространства земли, которое определено на снабжение её войсками, пропитанием и зарядами, через что, заграждая течение источника её силы и существования, она подвергает её ударам своей армии, делает обессиленною, голодною, обезоруженною и лишенною спасительных уз подчинённости. Вот партизанская война в полном смысле слова».
По мысли Давыдова, резко выросшая численность современных армий несёт в себе проблему их снабжения и обеспечения. Если партизаны смогут нарушить систему этих коммуникаций, то поставят под сомнение эффективную деятельность всей армии врага. Для реализации этой задачи у России было два ключевых фактора: обширные территории для контролируемого отступления и наличие лёгкой кавалерии для дезорганизации вражеского тыла.
Давыдов предлагал сформировать партизанские отряды трёх разрядов: 1 — для ведения боевых действий в тылу оккупантов, 2 — для действий на коммуникациях противника, 3 — для поисков на линиях снабжения врага.
Интересно, что гусар предлагал создание партизанских отрядов из лёгкой казачьей конницы в армии на постоянной, а не временной основе.
«Теория Давыдова» стала основой для партизанских действий и в следующем столетии. На её базе разрабатывалась идея «малой войны» уже в советское время.
Сам же гусар, понимая, что Бородино — родовое имение Давыдовых, где он вырос, будет снесено огнём гигантской битвы, убедил своего начальника генерала Петра Багратиона позволить ему сформировать отряд из 50 ахтырских гусар, усиленных 80 казаками.
Не всё было гладко. Поначалу сам Давыдов не мог понять, почему крестьяне нападают в том числе и на его гусаров, говорящих по-русски. Ему ответили, что-де у Бонапартия всякого сбора люди. В том числе и говорящие на разных языках.
«Тогда я на опыте узнал, что в народной войне должно не только говорить языком черни, но приноравливаться к ней и в обычаях, и в одежде. Я надел мужичий кафтан, стал отпускать бороду, вместо ордена св. Анны повесил образ св. Николая и заговорил с ними языком народным», — признавался гусар.
После этого общий язык был быстро найден, а отряд Давыдова разросся до 700 сабель, и его рейды по французским тылам стали регулярными. Он же разрабатывал тактику разведки и диверсий: «Стараться выбирать место для засады не у самой дороги, а в некотором расстоянии от оной. Мера отдалённости определяется по глазу так, чтобы удобно обозревать как можно более пространства и различать, пехота ли, конница, артиллерия или обозы по ней следуют. Самое выгодное местоположение для засады избирается за обширной высотой, в долине, где бы вся партия могла поместиться».
В гусарском «Дневнике партизанских действий» есть такая запись: «…На рассвете мы атаковали в виду города неприятельский отряд, прикрывавший транспорт. После стремительной атаки большая часть прикрытия рассыпалась, успех превзошел моё ожидание: 270 рядовых и 6 офицеров сложили оружие, до 100 человек легло на месте. Сей транспорт состоял в новой одежде и обуви на весь 1-й Вестфальский гусарский полк и (по найденной накладной) стоил 17 тысяч франков».
Отправленный Наполеоном на поимку партизан специальный карательный отряд в 2 тысячи штыков был разгромлен и загнан в болото, все его офицеры оказались в плену.
Для крупных дел Давыдов, постоянно поддерживавший связь с главным штабом, мог объединяться с другими партизанскими отрядами.
Эффективность партизанских действий доказала главнокомандующему Кутузову пользу «малой войны». До конца 1812 года в составе партизанских сил было задействовано 30 казачьих, 7 кавалерийских и 5 пехотных полков, а также несколько отдельных эскадронов и батальонов регулярной армии.
Партизаны Отечественной войны, как военные, так и крестьяне, стали одним из символов героической эпохи и своеобразной визитной карточкой победителей. Недаром о них было написано столько книг и картин, снято столько фильмов.
