Кирка рудознатца
«Соляная лихорадка» в Подонцовье в XVII веке привела к структурным переменам в экономическом освоении Дикого Поля. Поставленный на поток соляной промысел был крайне энергозатраный: для солеварен требовалось большое количество дров. Однако дрова приходилось возить издалека: в степи топлива для энергоемкого производства просто не было. С каждым годом промысел становился все более дорогим и менее рентабельным. Предстояло либо закрывать солеварни, либо срочно решать вопрос поиска подходящего топлива.
Таковое было найдено в конце века донскими казаками, оценено по достоинству и предъявлено на «высокий суд» самому Петру Первому во время его Азовских походов. Молодой царь истинное значение «горюч-камня» понял быстро. Ему приписывают пророческую фразу: «Сей минерал ежели не нам, то потомкам нашим зело полезен будет».
По свидетельству многочисленных источников, «черный камень» казаки находили в глубоких балках и разломах задолго до петровских походов. Нельзя сказать, чтобы он получил массовое применение в быту — по старинке «степные рыцари» топили печи кизяками и хворостом, однако в бедном лесами Диком Поле «горюч-камень» был подлинной находкой. Особенно в только-только нарождающейся промышленности — в кузницах и на солеварнях, борьба за обладание которыми послужила одной из малоизвестных причин нашумевшего Булавинского восстания.
Ныне, конечно, сложно сказать, кто и когда стал главным первооткрывателем угольных месторождений на Дону. Одни называют чиновника солепромыслов города Бахмута Никиту Вепрейского и капитана Семена Чиркова, отыскавших «горюч-камень» как энергоноситель для нужд местной солеварни еще в 1721 году. В своем «доносе» императору они сообщали, что на угле, добытом в окрестностях Лисьего байрака (балки), бахмутские мастеровые люди варят соль и делают различные кузнечные поковки, а жители близлежащих поселений используют минерал для отопления жилищ.
Другие говорят о 32-летнем «лозоходце» подьячем Приказной избы из села Даниловское под Кинешмой Григории Капустине. С 1715 года он промышлял руду в Устюжском, Костромском и Воронежском краях, открыв месторождения золота, серебра и иных руд, чем снискал себе расположение чиновников Берг-коллегии.
23 января 1720 года коллегия получила царское распоряжение «О дозволении иностранцам свободно разведывать руды во всем государстве и устраивать металлические заводы, с платой в казну десятины от прибыли». Там были такие слова: «...понеже в государствах и землях наших ныне присно множая благих рудных и полезных минеральных признаков является, которые к многой прибыли божиим благословением подлинную надежду дают, того ради мы милостиво заблагорассудили не токмо 10 дня декабря публикованную берг-привилегию нашим верным подданным к рудному строению прямую любовь и охоту соделать, но и всех чюжестранных охотников (...) соизволяем рудокопные заводы строити, новые компании заводити».
Инициатором приискания стала сама Берг-коллегия, начальник команды рудознатцев которой Василий Лодыгин и послал в 1721 году на Нижний Дон, Северский Донец и речку Верхнюю Беленькую удачливого подьячего Капустина.
Энергичный лозоходец времени зря не тратил и к зиме близ реки Кундрючья нашел богатейшие залежи каменного угля и доставил в Москву «аж 3 пуда образцов».
По результатам экспедиции Капустин докладывал Лодыгину: «Доносит вам рудных дел подьячий Григорий Капустин, что мною вынуто из донецкой земли уголье близ речки Кундрючья. Прошу принять и опробовать его в лаборатории». Утверждал, что изучил пласт угля высотой в 1,14 метра.
Справедливости ради следует заметить, что именно «угольного» опыта у подьячего не было — он привез в столицу по большей части три пуда пустой породы лишь с вкраплениями угля, которая не горела. Зарыться глубже в донецкую землю у него не было ни физических, ни технических, ни материальных возможностей.
В высшем горном управлении Берг-коллегии были недовольны, но подьячий настаивал на своем. «С каменного уголья, взятого в казачьем городке Быстрянском, и в Туле, и в Москве пробы чинили, — доказывал он. — Делали кузнецы тем каменным угольем топоры и подковы новые, и они, кузнецы, то уголье похваляли и сказывали, что от него великий жар, а в Санкт-Петербурге по пробе иноземцы то подписали, что будто жару от них нет. Знатно, несущую пробу чинили».
Новоиспеченный император Петр помнил «сей минерал», поэтому и поддержал рудознатца.
7 декабря 1722 года вышел его именной указ «О приискании на Дону и в Воронежской губернии каменного уголья и руд», в котором говорилось: «На Дон в казачьи городки в Оленьи горы, да в Воронежскую губернию под село Белогоре для копания каменного уголья и руд, которые объявил подьячий Капустин, из берг-коллегии послать нарочного, и в тех местах того каменного уголья и руд в глубину копать сажени на три и больше, и накопав пуд по пяти привезть в берг-коллегию и апробовать, и во оном копании руд и уголья о вспоможении губернатору Измайлову послать указ».
Вот тогда-то найденное сырье и дошло до тех, кому оно в то время и предназначалось — до солеваров. В донесении от 23 января 1724 года Никита Вепрейский докладывал Петру I: «Работными людьми оное уголье окоповано в горе по мере в длину пятнадцать сажен, в вышину десять сажен, оное уголье в гору пошло в глубину, а сколько его в глубину есть, о том неведомо, сверх оного уголья — великая гора в вышину сажен десяти и больше и окопать оного уголья такими малыми людьми в скором времени невозможно».
Ввиду отсутствия в государстве Российском опытных угольных мастеров царь отдал распоряжение вице-адмиралу Томасу Гордону о приглашении углекопов из-за границы. «Зело нам нужно, — писал ему Петр, — чтобы ты из Англии или Шкоции (Шотландии) выписал двух человек, которые знают находить уголье каменное по приметам сверху земли и чтобы были искусны в своем мастерстве».
В последний год царствования Петра в России было добыто всего около 100 пудов (1,6 тонны) угля. При этом в Англии уже добывалось свыше 7 млн тонн. Отсутствие собственной геологической школы и опытных мастеров надолго задержало развитие угольного дела на Юге России. Еще долго русские железоделательные заводы продолжали работать в основном на древесном угле, изводя миллионы кубометров леса под корень, тогда как в Англии уже в 1735 году научились выплавлять чугун на коксе.
«Сколь велики пользы общественные от устроения оного завода и ископания каменного угля»
Со смертью первого российского императора «сей минерал» был прочно позабыт, а имя подьячего Капустина, скончавшегося восемью годами позже, вообще сгинуло со страниц истории. Российская металлургия была развита главным образом на Урале и в Подмосковье, где леса и древесный уголь для литейных печей были в изобилии, поэтому нужды в угле не имелось. Лишь почти на смертном одре императрица Екатерина II издала наконец 14 ноября 1795 года указ «Об устроении литейного завода в Донецком уезде при речке Лугани и об учреждении ломки найденного в той стране каменного угля», адресованный генерал-фельдцехмейстеру, Екатеринославскому, Вознесенскому и Таврическому генерал-губернатору, графу Платону Зубову. По совместительству фавориту Ея Величества. Указ имел ключевое значение для развития всей индустрии Подонцовья, поэтому мы приводим его в максимально расширенном виде. В нем говорилось: «Рассмотрев донесение Ваше об учреждении литейного завода Екатеринославского наместничества в Донецком уезде, где по осмотру статского советника Гаскойна найдены прииски железной руды и каменного угля в весьма обильном количестве, и видя, сколь велики пользы общественные от устроения оного завода и ископания каменного угля произойти долженствуют, за благо признали Мы полное разрешение всех предположений Ваших в рассуждении устроения оного завода и сим повелеть Вам соизволяем:
Первое. По точном определении статского советника Гаскойна при речке Лугани места, где и наиудобнее построить оный завод и все здания, к нему принадлежащие, и по измерении и верном исчислении падения воды той речки, когда для свободного течения оной нужно будет уничтожить означенные в донесении Вашем четыре мельницы помещиков, дабы они не понесли через то убытков, склонить их продать в казну: из селений, где оные мельницы находятся, до трехсот душ по способности к заводу употребить; а дабы селения от уничтожения вышеупомянутых мельниц не могли потерпеть в хозяйстве своем нужды, должно будет при самом заводе построить одну такую же мельницу, чтоб оная доставляла количество муки противу четырех уничтоженных.
Второе. Канал, который предполагается провести из речки Лугани пониже селения Александровки, дабы доставить из оной речки то количество воды, которое нужно для содержания завода в действии, устроить по распоряжению Вашему.
Третье. Для начального основания разрабатывания каменного угля, построения машин, для поднимания воды и самого угледобывания потребных, инструментов ради производства работ в рудниках и протчего, возлагаем на Вас поручить статскому советнику Гаскойну вызвать из Англии несколько сведущих в сем деле мастеров, которые бы под главным его надзиранием находились на местах работы и оными управляли, доколе собственные мастера к тому приобвыкнут.
Четвертое. Для ломки каменного угля, при укреплении штолен и подземных галерей, тако же и для работ при действии огненных машин, для обжигу и протчего потребных, непременных работников употреблять из присылаемых в Херсон за содеянные вины преступников, также и шатающихся, и пришедших в новые губернии из распушенных бывших польских войск, безместных бродяг, которые в известный срок к постоянным жительствам себя не пристроят».
Таким образом, этим указом был дан мощный импульс для развития сразу нескольких важнейших отраслей экономики: геологическим изысканиям, горнодобывающей промышленности, металлургии, каналостроению, транспорту, градостроению.
В Лисьем байраке (ныне Лисичанск), где еще Вепрейский с Чирковым отыскали уголь, был заложен первый рудник Донецкого бассейна. Поселение в этой балке построили сами рудокопы — выходцы с липецких заводов и города Петрозаводска. А уже в следующем году на первенце угледобывающей промышленности России — казенном руднике Лисичанска было добыто 13 142 пуда и 39 фунтов каменного угля. А спустя десятилетие он выдал на-гора уже 2,2 млн пудов угля.
Рудники появились и в волостном селе Александровка Бахмутского уезда Екатеринославской губернии. Этими землями владел помещик Евдоким Шидловский, валуйский уездный предводитель дворянства — потомок того самого полковника слободского Изюмского полка Федора Шидловского, действия которого по вытеснению донских казаков из бахмутских солеварен спровоцировали бунт Кондратия Булавина. Помещику была назначена плата за каждый добытый пуд угля — 2 копейки серебром, притом что каждый пуд тут же на месте продавался потребителям по цене вдвое дороже.
Вскоре продукция Александровских рудников стала сырьем для первого металлургического завода Джона Хьюза (Юза), а горняцкие поселки вошли в пределы городка Юзовка.
Выгодный бизнес привел к оживлению геологических изысканий в этом богатом ресурсами регионе. Командир Горного кадетского корпуса, берггауптман 6-го класса Евграф Ковалевский возглавил первую (после рудознатца Капустина) научную экспедицию в Подонцовье.
Именно Ковалевскому принадлежит авторство первой геологической карты этой местности и самого термина «ДонБасс» — Донецкий бассейн.
Ковалевский в 1827 году организовал три экспедиции, открывшие первые 25 месторождений каменного угля. А к концу XIX века на картах значилось уже свыше 100 месторождений.
След лампасов
Появление столь доходного промысла весьма заинтересовало войсковое правительство Области Войска Донского. Согласно «Статистическому описанию земли донских казаков, составленному в 1822-1833 годах», западная граница ОВД проходила от устья Кальмиуса до Северского Донца. Весь левый берег Кальмиуса с 1786 года считался казачьим и назывался «Донская сторона». Соответственно, и все изыскательские работы в Донбассе крайне интересовали правительство ОВД, так как владеть недрами здесь разрешалось только казакам.
Показательно, что первыми серьезными разработчиками рудников и шахтовладельцами в Донбассе стали торговые казаки: Григорий Чеботарев, Семен Кошкин, Филипп Болдырев, есаул Марков, войсковые старшины Попов, Максимов, Власов, Волошин, Шапошников, Панченко, Кузьмин, Азаров. Сами они, конечно, же под землю не спускались, лишь нанимали рабочих, но таким образом войсковое правительство было спокойно: земля и недра от Кальмиуса до Дона остаются под контролем казачества.
Угольные залежи, как некогда соляные разработки, также принадлежали казачьим станицам и обогащали станичную казну.
В 1805 году войсковой старшина Федор Попов заложил свой хутор возле реки Грушевки (позднее он стал называться поселком Поповка города Шахты). Неподалеку от него на собственном хуторе обосновался старшина Максимов (ныне станция Каменоломни), севернее — старшина Власов положил первый сруб хутора Грушевско-Власовского. Все хутора были приписаны к станице Кривянской.
На хуторе Попова по ревизским сказкам значились 12 казаков и 14 крепостных душ.
В 1809 году Попов построил первую шахту Восточного Донбасса с вертикальным стволом колодезного типа и глубиной 25 метров с ручным подъемом (воротом). Первыми шахтерами области и были те самые 14 крепостных душ. Смена у них длилась по 12 часов с 20-минутным перерывом. В неглубоких рудниках-«дудках» работать приходилось всего по 5-7 человек кайлом и ручным воротом. Первые горняцкие специальности тогда были весьма непривычными: саночники, забойщики, стволовые, коногоны, лампоносы, газожоги и др.
Поскольку производительность «дудки» была крайне низкая, добытый уголь отправлялся в новую столицу донского казачества — насквозь промерзший на крутой горе Новочеркасск для отопления зданий и казачьих казарм.
Затея была тягомотная и хлопотная для «степного рыцаря», поэтому Попову она быстро наскучила. В 1810 году хутор Поповка был продан на аукционе полковнику Грекову, который отказался от ведения сельского хозяйства, а своих крепостных перевел на работу в шахту, введя им натуральную плату — 4-ю часть от добытого угля. Понятное дело, что у тех сразу же появился стимул, и добыча в Поповке круто возросла.
В 1817 году молодой новочеркасский торговый казак Семен Кошкин построил еще одну достаточно перспективную шахту с конным воротом. Дела у торговца пошли неплохо, благодаря чему впоследствии к горному делу приобщился и его сын Иван.
У казачьего хутора Сорокин Гундоровской станицы геолог Леонид Лутугин, изучавший местные недра 22 года и выпустивший книгу «Донецкий каменноугольный бассейн», обнаружил богатый угленосный пласт. После чего здесь был основан Сорокинский рудник с шахтами «Сорокино», «Чурилино» и «Ментовская» (сегодня мы их знаем под названием молодогвардейского города Краснодон).
Экспедиция горного инженера генерал-майора Александра Иваницкого сначала обнаружила неглубоко залегающие месторождения угля и флюсов в бассейнах рек Миуса и Кальмиуса. А в 1836 году наткнулась на гигантские залежи антрацита в Грушевском районе. Войсковое правление тут же встрепенулось и ходатайствовало перед императором о передаче этих земельных участков в собственность ВВД, при этом обязуясь компенсировать их владельцам земли в других местах. В 1839 году был даже назначен специальный горный смотритель за добычей угля и его учета — инженер Анисимов.
Правительство ОВД 28 апреля 1840 года установило новые правила разработки антрацита, для учета которого устанавливались в трех пунктах войсковые весы, а сам весовой сбор (2 копейки с пуда) отдавался на откупное содержание. При этом правление категорически отказывалось пускать на земли ВВД посторонних добытчиков — монополия Войска была абсолютной.
«Угольные промыслы сразу взяли под контроль войсковые атаманы, а сам бюджет Войска Донского строился на эксплуатации шахт, — заметил заведующий лабораторией казачества Южного научного центра РАН, доктор исторических наук, профессор Андрей Венков. — И они не позволяли частным лицам этим владеть. Разработкой угольных рудников занимались атаманы Иловайский, Кутейников, Власов. Но от них требовали в первую очередь возрождения казачьего духа, особо хозяйством они не занимались. А вот атаман Хомутов, первый атаман-не казак по происхождению, после страшной эпидемии на Дону начал жесткую хозяйственную политику. При нем появилась станица Новониколаевская (ныне город Новоазовск в Донбассе), он и начал продвигать казачьи станицы на запад. Он брал под контроль донбасскую территорию и окаймлял ее казачьими станицами. С середины XIX века и была сформирована своеобразная «войсковая угольная политика».
Деятельный наказный атаман Михаил Хомутов — истинный николаевский генерал — лично посетил Грушевские рудники, ничего не поняв в механике горного дела, однако порекомендовав для большей гармоничности и геометричности не разбрасывать шурфы по войсковой земле как попало, а выпрямить их в красивую линию. Инженеры только развели руками, а канцеляристы тут же состряпали правило, согласно которому участки площадью не более полутора квадратной сажени надлежало распределять так, чтобы не было промежутков между оными.
Согласно данным Министерства финансов империи, к 1845 году на территории ОВД насчитывалось 47 угольных предприятий с годовой добычей 1,2 млн пудов, с которых 24 тысячи рублей поступило в войсковую казну в виде налогов. Грушевский район в те годы занимал первое место в России по угледобыче.
В 1856 году были изданы первые правительственные «Правила об утверждении частных компаний для разработки антрацита на Дону». По этому закону участки с 1,5 до 5 тысяч квадратных саженей предоставлялись войсковым жителям. Разрешалось соединять несколько отводов для закладки шахты. За каждый участок необходимо было уплатить в войсковую казну 50 рублей серебром, однако при этом размер пошлины снижался с 2 копеек до полушки.
Это нововведение подхлестнуло к угледобыче всех желающих, вдохновленных грандиозными потребностями в антраците бурно развивающегося отечественного флота и железной дороги. Уже в следующем году было выделено 57 новых отводов в 1858-м — 254 отвода, в 1860-м — еще 51. В 1859 году на 37 действующих шахтах было добыто около 2 млн пудов угля. При этом размывался и социальный состав «угольных генералов». В ходе экономических реформ Александра II владельцем участков становились не только казаки, но и купечество, акционерные общества и товарищества.
К началу ХХ века из грушевских и власовских шахтовладельцев, принадлежащих к войсковому сословию, были известны Иван Кошкин (сын старосты), знаменитый ростовский купец-фабрикант Иван Панченко, а также менее популярные добытчики Марков, Кузьмин, Азаров, Волошин, Попов, Байдалаков, наследники Югановых, Шапошников, Блажков, Поляков, Бабков, Мельников, братья Капыловы, Устинов, Ломакин и др. Из иногородних — нахичеванцы Гаврила Шушпанов, Минас Балабанов, Петр Максимов и др. В Таганрогском округе наиболее крупные угольные копи принадлежали Евграфу Рыковскому, у которых покупал «горюч-камень» стремительно богатеющий торговый казак Елпидифор Парамонов.
Сами казаки до определенного момента были лишь владельцами шахт и рудников, но сами под землю не ступали. Все изменилось уже после революции.
Наибольшее количество представителей казачества стали шахтерами в 30-х годах ХХ века. Причины этого оказались прозаичными и трагичными одновременно. Очередная волна репрессий в СССР, жертвами которой стали казаки и тем более казаки-бывшие белогвардейцы, захлестнула Юг России на рубеже 20-30-х годов после «Шахтинского дела» так называемых инженеров-вредителей. Избежать арестов можно было либо бегством с насиженных мест, что представлялось проблематичным, либо устройством на работу на шахту. Дело в том, что из-за крайне опасных условий труда на горнодобывающих предприятиях туда никто не хотел идти работать, и директорам приходилось закрывать глаза на социальное происхождение и прошлое рискнувших спускаться под землю новоиспеченных горняков. А учитывая то, что у многих офицеров было техническое образование и вообще они были людьми грамотными, их порой ставили на ответственные посты на шахте. Встречались парадоксальные случаи, когда директорами шахт являлись бывшие красные командиры, а главными инженерами — бывшие белые офицеры. И они прекрасно взаимодействовали друг с другом.
Донбасские «подземелья» надежно укрыли казаков от политических преследований, постепенно интегрировав некогда чисто воинское сословие в пролетариат.
Проект подготовлен при поддержке АНО «Агентство развития гражданских инициатив Ростовской области».
