О настоящем масштабе проблемы, путях ее решения и основных трендах на рынке ИТ-специалистов мы поговорили с Борисом Славиным, профессором департамента «Бизнес-информатика» Финансового университета при Правительстве РФ, членом правления Союза ИТ-директоров России.
Каков сравнительный масштаб проблемы дефицита ИТ-кадров до и после 24 февраля?
Как ни странно, если говорить о количестве специалистов, которых не хватает, то оно не сильно изменилось. И до февраля наблюдалась существенная нехватка — на уровне 15-20% от общего количества занятых в секторе. И сейчас она примерно такая же. При этом сильно изменилась структура рынка — нужны специалисты в немного других сферах, чем ранее. То есть сейчас специалисты по SAP (крупный германский производитель ERP-софта. — Прим. ред.), наверное, не самые востребованные люди на рынке труда, поскольку компания прекратила продажи в России. То же касается и специалистов по программным продуктам Microsoft. Зато специалисты по продуктам отечественной разработки нужны, их очень не хватает. То есть речь идет не о нехватке специалистов вообще, а конкретно о специалистах с нужной квалификацией. Тут дефицит гораздо серьезнее.
На самом деле часто бизнес внедрял западное ПО, те же системы от SAP не потому, что они на голову лучше отечественных разработок, а потому, что с ними было проще выйти на IPO: западные инвесторы в таком случае вопросов, как правило, не имеют, и оценка компании оказывается адекватной. А если там используется продукт от «1С», все может сложиться не так хорошо.
Тем не менее процесс перехода на отечественное ПО также не будет носить взрывной характер, как мне кажется: на многих предприятиях уже внедренные системы работают по 10 и более лет и всех устраивают. Поэтому острой необходимости в срочном «перевнедрении» не возникнет, и специалистам по зарубежным продуктам находится работа.
В каких сферах отмечается наибольший дефицит ИТ-специалистов?
Самый «голодный» на сегодня сектор — отечественные производители ПО. В нынешних условиях для них сложились все условия для кратного роста, и потребностей в квалифицированных разработчиках отечественный рынок удовлетворить, конечно, не в состоянии, и дефицит в определенных нишах доходит до 50% девелоперского штата. Также проблемы испытывают госкомпании и предприятия крупного бизнеса, страдающие из-за санкционного давления: если для небольшой компании решать свои потребности с помощью параллельного импорта или вообще самостоятельной сборки из комплектующих — приемлемый вариант, то для большой корпорации, особенно государственной, это огромная проблема. Парк оборудования у них велик, и его нужно постоянно обслуживать, так как регулярно что-то выходит из строя. Чтобы голод удовлетворить, нужно создать условия для переобучения уже существующих программистов и других ИТ-специалистов.
А откуда их взять? Ведь все вокруг говорят об ужасном дефиците.
«Голодная» ситуация с кадрами отмечается отнюдь не везде — например, у компаний, которые были ориентированы на западного заказчика и не релоцировались, дела идут не очень хорошо, они теряют заказы и сокращают людей. Также не все просто у компаний, продававших аппаратное обеспечение западных фирм. Ранее вендор всегда стремился обеспечить своим дилерам определенную маржу. Сейчас западные вендоры (в большинстве своем) поставки прекратили, и компаниям-дилерам приходится переориентироваться на параллельный импорт или на других производителей техники (как правило, из Китая). Условия работы другие, маржинальность падает, специалисты оказываются на рынке труда.
Выросли ли после 24 февраля зарплатные предложения со стороны работодателей?
Как ни странно, не выросли, а кое-где даже снизились. Дело опять же в том, что идут два разнонаправленных процесса: у некоторых компаний спрос на ИТ-кадры увеличивается, у некоторых сокращается, а их сотрудники пополняют рынок труда, снижая зарплатные ожидания.
Однако это ситуация в целом, средняя температура по больнице, в отдельных позициях она может быть радикально иной. Например, специалисты по Data Science сейчас очень востребованы, их зарплаты высоки и продолжают расти. Тот же тренд — у аналитиков данных, у архитекторов информационных систем (многим компаниям приходится свои ИТ-системы переделывать), специалистов по центрам обработки данных (ЦОД). Тем не менее, мне кажется, что эти тренды — временное явление, спровоцированное спецификой момента. В дальнейшем ситуация выровняется.
Сколько нужно времени, чтобы ликвидировать кадровый голод? Какие надо предпринимать шаги?
Кадровый голод необходимо удовлетворить в течение года, иначе возможны серьезные проблемы в экономике. И основной на сегодня метод их решения — использование краткосрочных курсов (главным образом онлайн), которые помогают специалисту повысить или скорректировать направление своей квалификации. Такие курсы сейчас переживают настоящий бум, о чем можно судить по обилию их рекламы в Сети. Однако тут важно отметить: где бум, там возникает много «пены», некачественных услуг и сервисов. Реклама часто рисует перед обывателем перспективы с нуля за полгода стать востребованным специалистом по Data Science с огромной зарплатой. Но это ведь практически невозможно.
Тем не менее ИТ-курсы бывают и весьма качественными, и результативными. Крупные компании часто заказывают для себя внутрикорпоративное обучение, предпочитая нанять пусть даже не стопроцентно готового специалиста нужной квалификации и обучить его уже в процессе работы. Так что, думаю, задача снижения остроты кадрового вопроса в ИТ-сфере за ближайший год вполне выполнима.
Какие вузы и ссузы должны в этом участвовать? Нужны ли новые образовательные программы, новый уровень преподавания, новая материально-техническая база?
Вузы и ссузы не могут работать оперативно, на требования момента. Ведь обучение в вузе длится как минимум 4 года, в ссузе — чуть менее 3 (большинство программ длятся 2 года 10 месяцев). То есть если каким-то образом ввести в учебный план новые программы прямо сейчас (а на это нужно время), то готовый специалист у нас будет через 3-4 года как минимум. За эти годы ситуация с кадровым дефицитом может радикально измениться, и те специалисты, которые были востребованы ранее, рискуют оказаться никому не нужными. Мне представляется, что ключевая роль вузов и ссузов — заглянуть вперед и предугадать потребности будущего. И, соответственно, создать необходимые образовательные программы.
Интересно, что нацпроект «Цифровая экономика» в рамках программы «Кадры для цифровой экономики» предусматривает рост числа программистов и ИТ-специалистов. Но мне кажется, в дальнейшем потребность будет не столько в программистах, сколько в принципе в людях, которые активно используют информационные технологии в рамках других специальностей. В инженерии, в биологии, в медицине и других сферах. Очень ценятся сейчас бизнес-информатики (такие специалисты занимаются внедрением корпоративных информационных систем, бизнес-аналитикой, руководством проектами. — Прим. ред.). А ведь эта профессия даже не относится к числу ИТ-специальностей.
Какая помощь требуется со стороны исполнительной и законодательной власти?
Безусловно, необходимо наладить регулирование рынка бизнес-образования. Но делать это нужно правильно, чтобы регулирование не свелось к запретительной политике, а действительно помогло избавить рынок от некачественного продукта. Например, у вузов и ссузов есть бюджет и финансирование. Это неявный, но вполне эффективный инструмент регулирования. То же самое можно сделать с рынком бизнес-образования — выделять бюджеты на наиболее важные для страны направления, но жестко контролировать расходование средств.
Что касается политики в отношении вузов и ссузов — здесь стоит вложиться в первую очередь в исследования, направленные на определение перспектив нашего развития, в понимание того, куда мы идем и где хотим оказаться через какое-то время. Это должны быть именно исследования с понятным инструментарием и методологией, а не волюнтаристские представления отдельных людей, пусть даже специалистов высокого уровня. Вузы смогут использовать эти представления о будущем для корректировки программ и создания новых. Сейчас же они расширяют направления подготовки новых специалистов не всегда самым удачным образом.
Наверняка новая политика нужна не только в сфере образования?
Конечно. Кадровый голод можно и нужно решать действиями в поле экономики. Есть, например, такое предприятие, как «Роснефть». Не уверен, что данные актуальны сегодня, но некоторое время назад численность их ИТ-службы составляла 8 тысяч человек. У нас в стране ИТ-компаний с такой численностью очень мало. И «Роснефть» — вовсе не одно такое предприятие. Мне кажется, часть от огромного количества ИТ-специалистов, которые не могут быть постоянно заняты на 100%, следовало бы переориентировать на дополнительную занятость в профильных ИТ-компаниях, например по механизму аутсорсинга. Или с помощью грамотного управления трудовыми экосистемами, которые активно обсуждаются в мире в последнее время. Такая экосистема включает в себя как непосредственно сотрудников компании, так и подрядчиков, или фрилансеров, или внешних исполнителей, так или иначе работающих над вашими бизнес-процессами. Специалист высокого класса может эффективно решать задачи определенного круга не только для «Роснефти», но и для других клиентов. Распространение подобной практики «расшаривания» (практики совместного использования) ИТ-ресурса помогло бы сократить дефицит специалистов. Для того чтобы ее внедрить, необходимы усилия со стороны государства: например, госкомпании могли бы стать одними из лидеров этого процесса. Его развитие поможет кадровый голод в значительной степени нивелировать.
Итого получается, что проблема дефицита решается тремя основными способами. В долгосрочной перспективе — системой образования, вузами и ссузами, в среднесрочной — как раз практикой развития трудовых экосистем и в краткосрочной — курсами перепрофилирования и повышения квалификации.
Что зависит от самого отраслевого сообщества?
Мы в рамках Союза ИТ-директоров России регулярно проводим обсуждения, касающиеся в том числе и кадровых вопросов, и проблем рынка труда в ИТ-сфере. Рассматриваем типичные проблемные ситуации, делаем выводы — наш плюс в том, что они, как правило, «живые», на насущном практическом материале. Взять типичную ситуацию — ИТ-директор, чтобы реализовать определенную задачу, которую надо решить срочно, ищет профильного специалиста. Он готов ему предлагать любые деньги, лишь бы проблема ушла. И это рушит рынок на самом деле. Куда более логично было бы растить такого специалиста в штате, а не покупать на внешнем рынке. Для этого, конечно, необходимо уметь прогнозировать потребности.
Другой момент — ИТ-директора по непонятным причинам отдают предпочтение молодым специалистам и командам специалистов. Почему-то распространено мнение, что специалист в возрасте «за 40» будет менее производителен просто потому, что ему уже не 25. Это большая ошибка. Часто возрастные специалисты после переучивания на новую специальность демонстрируют великолепную производительность, более высокую, чем у молодого специалиста, вчера окончившего вуз. Он более лоялен, ему нужна эта работа, и он обладает огромным опытом, который также важен, даже если он не по текущему профилю. Исследования говорят, что разновозрастные команды более эффективно справляются с решением задач.
Совсем недавно одной из самых обсуждаемых тем был отток ИТ-специалистов за рубеж. Насколько серьезна эта проблема в действительности? Как ее решить?
Для рынка труда это не является серьезной проблемой. Во-первых, уехали в первую очередь специалисты, которые работали на западные компании. Соответственно, они уехали к своим заказчикам, а значит, на отечественных потребителей их услуг они по большому счету не работали. В долгосрочной перспективе, наверное, это не очень хорошо, ведь специалисты были высокого класса, они служили своего рода центрами компетенций для отечественного ИТ-сообщества.
Кстати, сейчас многие ИТ-специалисты возвращаются, во всяком случае те, кому удалось решить вопросы с финансовой логистикой и требованиями заказчиков. Значит, выезд их из России часто был продиктован спецификой момента, а не собственной политической позицией. И, значит, как только они увидят возможности в стране, то немедленно вернутся.
