Она обратилась к мастеру портретной живописи из Петербурга Филиппу Будкину. Любимому внуку был сшит новенький парадный вицмундир, а художнику, вероятно, дали наказ «написать Мишеньку красиво».
Филипп Олегович искусно выполнил наказ. С портрета на нас серьезно смотрит кудрявый молодой человек в вицмундире лейб-гвардии гусарского полка с эполетами, в шинели с меховым воротником. В руке — шляпа с плюмажем. Черты лица привлекательные: высокий лоб, строгие карие глаза, правильной формы нос, щегольские усы. Последними, к слову, Мишель обзавелся во время пребывания в юнкерской школе.
22 ноября 1834 года этот волнительно-красивый молодой человек с портрета согласно Высочайшему указу произведен в корнеты лейб-гвардии гусарского полка. Службу поэт первоначально проходил в Софии — прямом детище императрицы Екатерины II. Служба в полку состояла не только в обычных военных занятиях, учениях, парадах, но и обязательном посещении придворных балов: в полку еще сохранились старые вольнолюбивые традиции. На одном из таких балов, к слову, Лермонтов встречается со старой знакомой — Екатериной Сушковой и начинает режиссировать свой хорошо поставленный жестокий спектакль с лихо закрученной любовной интригой, о котором мы рассказывали ранее. Привлечь внимание Сушковой поэт решил оригинальной фразой: «Меня только на днях произвели в офицеры, я поспешил похвастаться перед вами гусарским мундиром и эполетами; они дают мне право танцевать с вами мазурку».
...и скоро ль ментиков червонных,
Приветный блеск увижу я.
(«Тамбовская казначейша»)
В этих строчках чувствуется некоторая привязанность поэта к полку. Доломаны и ментики — короткие гусарские куртки, обложенные мехом, с пуговицами в несколько рядов носили лейб-гусары. А еще известно, что белая масть лошадей, присвоенная лейб-гвардии гусарского полка, до конца жизни оставалась любимой мастью Михаила Юрьевича.
Службу поэт нес исправно, но, как и до этого в юнкерской школе, не любил муштру, педантичных мелочей в службе и быту. Например, в саркастичном тоне об этом сообщается в поэме «Монго»:
Имел он гадкую посадку:
Неловко гнулся наперед,
И не тянул ноги он в пятку,
Как должен каждый патриот.
(«Монго»)
Свое неприятие бессмысленных требований великого князя Михаила Павловича, командовавшего гвардией, Лермонтов выражал своеобразными протестными «перфомансами»: например, мог заявиться на развод караулов с миниатюрной саблей или на великосветский бал с неуставным шитьем на обшлаге и воротнике вицмундира. За такие выходки Мишеля отправляли под арест.
Помимо службы, балов, гусарского разгула и интриги с Сушковой, Лермонтов, разумеется, осуществлял большую творческую работу. В 1835-1836 годах из-под его пера выходят произведения «Княгиня Лиговская», «Маскарад», «Умирающий гладиатор». И все время поэт трудится над своим образованием и развитием таланта, ищет общества людей с серьезными интересами или примыкавших к литературному кругу.
Наступает январь 1837 года. 29 января Северную столицу потрясает трагичная новость: остановилось сердце Александра Сергеевича Пушкина. Поэт умер через 46 часов после дуэли, которая произошла 27 января за Черной речкой близ так называемой комендантской дачи.
Как мы уже рассказывали, Лермонтов благоговел перед гением Пушкина, относясь к нему как ученик к наставнику. А потому роковая весть о поединке Пушкина, который грозил старшему поэту летальным исходом, потрясла Михаила Юрьевича, и так нервно расстроенного и тревожного.
Мемуарист Павел Висковатов сообщает об этом так: «Всегда полный самого деликатного внимания к своей бабушке, поэт, живший у нее в Петербурге, с трудом воздержался от раздраженного ответа, когда старушка стала утверждать, что Пушкин сел не в свои сани и, севши в них, не умел управлять конями, помчавшими его, наконец, на тот сугроб, с которого вел один лишь путь в пропасть. Не желая спорить с бабушкой, поэт уходил из дому. Елизавета Алексеевна, заметя, как на внука действуют светские толки о смерти Пушкина, стала избегать говорить о них... Но говорили другие, говорил весь Петербург и, наконец, все так сильно повлияло на Михаила Юрьевича, что он захворал нервным расстройством. Ему приходило даже на мысль вызвать убийцу и мстить за гибель русской славы. Это, впрочем, неудивительно: было много людей, готовых сделать то же».
Желая донести до общества, какую великую потерю оно понесло, отчаянный Лермонтов разразился известным, полным скорби и гражданского негодования стихотворением «На смерть поэта». В то время, время жестокой цензуры, о дуэлях и поединках в стране было строго запрещено информировать общественность. А потому и обстоятельства смерти Пушкина, уже при жизни снискавшего высокую литературную славу, держали втайне. Но Лермонтов молчать не стал. И создал строки, известные каждому:
Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
(«На смерть поэта»)
Стихотворение с огромной быстротой распространилось по Санкт-Петербургу. Деятельное участие в этом принял Святослав Раевский: листовки со стихотворением жители столицы раздавали на улицах города, строки учили наизусть. Вскоре такая листовка попала в руки шефу жандармов Александру Бенкендорфу, который тут же направил императору Николаю I письмо с прошением об аресте дерзкого неизвестного рифмотворца. Государь распорядился произвести обыск у поэта и для начала проверить его на вменяемость.
Висковатов сообщает, что ознакомившись со стихотворением, император даже «выразил относительно стихов довольство свое» и что оно в свете «в общем удостоилось высокого одобрения»: «Рассказывали, что великий князь Михаил Павлович сказал даже: «Этот, чего доброго, заменит России Пушкина»; что Жуковский признал в них проявление могучего таланта, а князь В. Ф. Одоевский по адресу Лермонтова наговорил комплиментов при встрече с его бабушкой Арсеньевой. Толковали, что Дантес страшно рассердился на нового поэта и что командир лейб-гвардии гусарского полка утверждал, что, не сиди убийца Пушкина на гауптвахте, он непременно послал бы вызов Лермонтову за его ругательные стихи. Но сам командир одобрял их».
Пока стихотворение стремительно расходилось по столице, сам поэт, нервный и расстроенный, лежал дома — простуда длилась уже месяц. Встревоженная бабушка даже попросила лучшего в Петербурге врача лейб-медика Арендта приехать и осмотреть внука. Врач ничего сверхъестественного не выявил, кроме нервного возбуждения и затянувшегося гриппа. Едва за врачом закрылась дверь, в гости пожаловал Николай Столыпин — младший брат Арсеньевой. Камер-юнкер тогда служил в министерстве иностранных дел под начальством Нессельроде и принадлежал к высшему петербургскому кругу. Все слухи и толки придворных салонов он стал пересказывать больному Мишелю: что вдова Пушкина едва ли долго будет носить траур и называться вдовой, что ей вовсе не к лицу, что стихи Лермонтов создал неплохие, но слишком уж нападает в них на Дантеса, который не мог не стреляться, поскольку была задета его честь.
Словесную перепалку, приведшую к неконтролируемой вспышке ярости классика, передает Висковатов: «Лермонтов отвечал на это, что чисто русский человек, не офранцуженный, неиспорченный, снес бы со стороны Пушкина всякую обиду; снес бы ее во имя любви своей к славе России, не мог бы поднять руки своей на нее. Спор стал горячее, и Лермонтов утверждал, что государь накажет виновников интриги и убийства. Столыпин настаивал на том, что тут была затронута честь и что иностранцам дела нет до поэзии Пушкина, что судить Дантеса и Геккерена по русским законам нельзя, что ни дипломаты, ни знатные иностранцы не могут быть судимы на Руси. Тогда Лермонтов прервал его, крикнув: «Если над ними нет закона и суда земного, если они палачи гения, так есть Божий суд». Эта мысль вошла потом почти дословно в последние 16 строк стихотворения».
Вот они, эти 16 строк, ставших в «деле о непозволительных стихах» роковыми:
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — все молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
(«На смерть поэта»)
Столь резкий довесок к первой части стихотворения по уже опробованным надежным каналам размножил Святослав Раевский. И если на первую часть стихотворения шеф жандармов Бенкендорф закрыл глаза, то эти 16 революционных, где обвиняется уже не Дантес, а ближайшие сподвижники императора, уже не могли сойти с рук поэту. Корнет лейб-гвардии гусарского полка Михаил Юрьевич Лермонтов был арестован. Далее он попадает под Высочайший приказ, по которому переводится из гвардии в Нижегородский драгунский полк, расквартированный на Кавказе. Несчастная Елизавета Алексеева использует все связи, чтобы добиться хотя бы отсрочки, но 19 марта Лермонтов отбывает к месту назначения…
ООО «Издательский дом «МедиаЮг» при поддержке Президентского фонда культурных инициатив реализует проект «Поэт поколений» . Это мультимедийный проект, приуроченный к 210-летию великого русского поэта и писателя М. Ю. Лермонтова.
