Вероятно, самый известный полуостров России вошел в сферу Античного мира еще в эпоху Троянской войны. В Древней Греции тогда о нем знали совсем мало, до появления там греческих колоний Крым воспринимали в качестве «края Ойкумены».
Как называли себя автохтонные народы, жившие по южному берегу полуострова, доподлинно не известно из-за отсутствия у них письменных источников и почти полной утрате объектов материальной культуры. Греки их знали как тавров — по почитаемому здесь культу быка («таврос» по-гречески «бык»), который был понятен эллинам еще со времен минойской цивилизации. Местность, где проживали крымцы, называли Таврика, или Таврида. Зачастую тавров путали со скифами и в источниках описывали как «тавроскифов».
В IV книге «Мельпомена», входящей в первый известный научный свод «История», Геродот пишет: «Это исконная Скифия, она начинается от устья Истра, обращена к югу и простирается до города, называемого Каркинитидой. Отсюда идет гористая страна, лежащая вдоль того же моря. Она выдается в Понт и населена племенем тавров вплоть до так называемого Херсонеса Скалистого. Херсонес этот на востоке выступает в море. Подобно Аттике две четверти границ Скифской земли (на юге и на востоке) окружены морем. Тавры живут в части Скифии, соответствующей Аттической земле, как если бы не афиняне, а другое племя в Аттике занимало мыс Суний, выступающий дальше в море, т.е. пространство от Форика до селения Анафлиста... У тавров существуют такие обычаи: они приносят в жертву Деве потерпевших крушение мореходов и всех эллинов, кого захватят в открытом море следующим образом. Сначала они поражают обреченных дубиной по голове. Затем тело жертвы, по словам одних, сбрасывают с утеса в море, ибо святилище стоит на крутом утесе, голову же прибивают к столбу. Другие, соглашаясь, впрочем, относительно головы, утверждают, что тело тавры не сбрасывают со скалы, а предают земле. Богиня, которой они приносят жертвы, по их собственным словам, это дочь Агамемнона Ифигения. С захваченными в плен врагами тавры поступают так: отрубленные головы пленников относят в дом, а затем, воткнув их на длинный шест, выставляют высоко над домом, обычно над дымоходом. Эти висящие над домом головы являются, по их словам, стражами всего дома. Живут тавры разбоем и войной».
«Отец истории» уже в V веке до нашей эры приоткрыл сразу несколько тайн тогдашней terra incognita. Крымские тавры жили «разбоем и войной» — стало быть, племя воинственное и знающее толк в военном деле.
Это крайне важно, ибо в открытом в 1907 году единственном неразграбленном таврском могильнике Мал-Муз, расположенном недалеко от села Ново-Бобровское в Байдарской долине и состоящем из так называемых семи «каменных ящиков», были найдены железные кинжал, меч, топор и удила. Датирован могильник VIII веком до нашей эры — временем, когда в Античном мире еще безраздельно властвовал Бронзовый век.
Наличие именно железных орудий пехоты и кавалерии, куда более эффективных, чем бронзовые мечи, кинжалы и топоры, говорит о прогрессивной военной подготовке и об успехах в металлургии (о развитом скотоводстве свидетельствовало самоназвание — тавры).
Слова же Геродота о нападениях тавров на эллинов в открытом море говорят о развитом судоходстве у этого народа. Греческий историк и географ Страбон в своей «Географии» подтверждает это, когда пишет о Балаклавской бухте: «Гавань с узким входом, где тавры (скифское племя) обычно собирали свои разбойничьи банды, нападая на тех, кто спасался сюда бегством. Эта гавань называется Симболон Лимен и образует вместе с другой гаванью под названием Ктенунт перешеек в 40 стадий».
Таким образом, становится понятно, отчего греки первоначально назвали Черное море «Понт Аксинский» (негостеприимное море): таврские пираты наводили ужас при каботажном плавании у берегов Крыма.
Любопытным представляется еще одно свидетельство Геродота о культе Девы у тавров (по-гречески «Партенос», или «Парфенос»). Верховные женские божества в тогдашнем патриархальном обществе не были особо распространены в пределах Ойкумены. Однако, вероятно, у тавров оставались сильные матриархальные традиции, поэтому и свое главное святилище ими было посвящено женскому божеству. Его местоположение Страбон определял как мыс Парфенион — мыс Девы (ученые его отождествляют с современным мысом Фиолент).
Грекам культ Девы был вполне понятен. Они отождествляли его с собственной богиней-охотницей Артемидой — одной из великолепной дюжины великих богов Олимпа. Крупнейший древнегреческий драматург V века до нашей эры Еврипид впервые описал этот культ для современников в своей пьесе «Ифигения в Тавриде», посвященной событиям вокруг Троянской войны. В ней дочь царя Микен Агамемнона и Клитемнестры Ифигения рассказывает:
Но волею богини на костре
В тот миг меня незримо лань сменила,
И через блеск эфирный к берегам
Унесена Тавриды. С той поры я
Меж варваров живу, где варвар сам
Царит Фоант (за легкость ног, конечно,
Так названный). А вот и старый храм,
Где жрицею я стала Артемиды.
Римский поэт Овидий I века до нашей эры, долго живший на берегах Понта, так описывал таврский храм: «Еще и ныне стоит храм, опирающийся на огромные колонны: к нему ведут сорок ступеней. Предание гласит, что там был ниспосланный с неба кумир; не сомневайся, еще и ныне там стоит подножие, лишенное статуи богини; алтарь, который был сделан из белого камня, изменил цвет и ныне красен, будучи окрашен пролитой кровью. Священнодействие совершала жрица».
Показательно, что сама История соорудила здесь своеобразный цивилизационный «мост». Он был перекинут от таврического культа Девы к античному культу Артемиды-девы, поселившегося на полуострове в I тысячелетии до нашей эры с приходом сюда древнегреческих городов-полисов.
От греков же этот мост был продолжен уже в VIII веке нашей эры, когда ими была обретена икона Божьей Матери Мариампольской, «переехавшая» в Крымский Свято-Успенский пещерный монастырь.
Иными словами, матриархальное начало в Крыму пережило тысячелетия и по этому «мосту» перебралось и в наши дни.
Уже более плотно знакомиться с Тавридой греки начали в ходе второго этапа Великой греческой колонизации (VIII-V вв. до нашей эры), когда задыхавшиеся от перенаселения жители малоазийских городов-полисов начали осваивать Северное Причерноморье. О роде их занятий говорило название маленького полиса, который дали ему выходцы из Милета, «Пантикапей» по версии профессора-филолога Василия Абаева, по-гречески «рыбный путь». Другой ученый-иранист Олег Трубачев выводил название будущей столицы Боспорского царства от таврского «Панти капа» — холм у дороги, намекая на гору Митридат.
В любом случае греки-колонисты, мореходы и рыбаки, основали в восточной части Крыма не только Пантикапей, но и полисы Нимфей, Киммерик, Феодосию, Тиритака, Зенонов Херсонес, Кимей, Парфений, Порфмий и др. Руководили полисами ойкисты, которые и должны были выбирать место для закладки новых городов и следить за справедливым распределением земель между колонистами.
Появление колоний было необходимо не только для снижения социальной нагрузки на скудоземельную метрополию, но и по чисто экономическим соображениям. Полисы Северного Причерноморься стали основными поставщиками зерна и успешными факториями по торговле с автохтонным населением этого макрорегиона. Кроме того, из колоний поставлялись рабы, лошади и металл, необходимые для экономического развития городов-государств Балканского полуострова и Малой Азии. Из Крыма через геродотовское «Меотидское болото» или «скифские пруды» (нынешнее Азовское море) греческие торговцы отправлялись в Приазовье открывать новые рынки сбыта собственной продукции. Крымско-греческие, а затем и боспорские фактории были отмечены вверх по Танаису-Дону вплоть до современного Ростова-на-Дону.
Крым превратился в надежную тыловую базу Греции, которая вступала в «эпоху больших войн».
С другой стороны, все научные и культурные достижения метрополии по «мосту цивилизаций» становились доступны в колониях, где внедрялись в жизнь и приобщали к сфере античного мира многочисленные соседские народы.
До рубежа тысячелетий колонии сохраняли самостоятельность, но усилившиеся набеги степняков и необходимость надежной обороны привели к пониманию образования в Крыму первого античного государства — Боспорского царства. Чтобы не погас огонь, зажженный на священном «алтаре Ифигении».
