Именно она могла обеспечить с одной стороны создание морского флота, с другой — безопасность мореплавания в Азово-Черноморском регионе, в том числе торгового.
Но для этих целей устьевой мелководный Азов не подходил — крупнотоннажный флот у его берегов держать невозможно. Да и перекрыть водную артерию легко.
Для того, чтобы сохранить свой азовский плацдарм, расширить присутствие на берегах Азовского моря и самое главное — отыскать место для удобной гавани и будущих верфей, предстояло выйти из донского гирла и исследовать берега Меотийского залива.
При этом необходимо было насытить укреплениями дельту Дона в ожидании ответных набегов крымчаков и турецких попыток вернуть Азов. Уже на следующий день после капитуляции Пётр распорядился, чтобы австрийский инженер Антонио де Лаваль подготовил план перестройки крепости. Через три дня тот представил ему проект. Предполагалось построить пять каменных бастионов с равелинами на западе, с кронверком на востоке, с дополнительным ретраншементом святого Петра на кубанской стороне. На правом берегу Дона напротив Азова должен быть сооружён отдельный форт (в ходе похода 1695 года такой шанец уже строил князь Яков Долгоруков). Царю план понравился, но он дополнил его ещё несколькими укреплёнными пунктами.
Два земляных шанца на обоих берегах Дона были построены солдатами генерала Патрика Гордона ещё в самом начале осады, в мае 1696 года. Восстановили оба турецких форта-каланчи у ерика Каланча и крепостицу Лютик (воевода Иван Бахметьев). Были построены батарея напротив современного хутора Дугино и два шанца в устье ерика Кутюрма, по обеим сторонам фарватера, каждый на 12 орудий. Эти шанцы в то же время служили и маяками.
В районе речушки Койсуг имелись ещё Скопинская фортеция и небольшой редут того же названия.
Окольничий Иван Желябужский записал в своём дневнике: «Около города Азова земляной привальный вал с первым валом сообщён, покладыван дёрном зело изрядно, мало что не весь отделан, и учинены многие и великие раскаты из дёрну ж. И в городе из мечети построена церковь Божия, Похвалы Пресвятой Богородицы, Предтечи Иоанна Крестителя велено починить, да вновь из мечети велено построить церковь верховных апостолов Петра и Павла. Гетманские полки в дома свои все отпущены июля в 31 день с великим довольством и с благодарением, хлебные запасы даны. А калмыки посланы воевать кубанцев».
В самом Азове был оставлен гарнизон из 8300 солдат и стрельцов. Воеводой назначили стольника, князя Михаила Львова, главу Земского приказа. «Стрельцы были воины, вооружённые ружьями, и назывались стрелками, они, как янычары в Турции, составляли в Московии отборное войско, — писал о своём путешествии по Московии в 1698 году секретарь посольства римского императора Иоганн Корб. — Стрельцов состояло на службе иногда 12, иногда 24 тысячи. Это были самые проворные из всех москвитян, поэтому цари поручали им охрану своей особы и своей столицы. Пользуясь большими преимуществами и важными льготами, стрельцы, по их правам, наиболее сходствовали с древними римскими воинами. В год получали они жалованья по семь рублей и двенадцать мер ржи и овса; посредством же торговли, которой им позволено было заниматься, стрельцы приобретали часто завидное и большое богатство».
После отдания распоряжений по устройству обороны азовского побережья Пётр с приближёнными вышел в Азовское море для «приисков» будущей гавани. Здесь лишний раз подтвердились опасения флотских специалистов относительно ценности Азова как возможной морской базы из-за восточного ветра-верховки, понижающего уровень воды в Дону на два метра: галера не смогла пройти мелководным гирлом. Пришлось царю перебираться в казачью лодку. Именно донские казаки, знавшие по многочисленным набегам эту местность, как свои пять пальцев, указали Петру на большой Миусский полуостров в северной части залива. По большому счёту, именно им принадлежит честь открытия местоположения первой отечественной базы ВМФ.
К тому времени полуостров был достаточно «умиротворён». Окольничий Иван Желябужский поясняет: «А хан крымский будучи на Чёрных Миюсах и слышав то, что за помощию вышнего Бога поручил Господь Бог великому государю нашему, его царскому величеству турецкие города Азов и Лютик взяты, и он, хан, с крымскою ордою, слыша то, с тех урочищ с Чёрных Миюсов возвратился к себе в Перекоп для того, чтобы оберегать свою орду от гетмана с черкасами и от боярина Бориса Петровича Шереметева от прихода их».
Генерал Патрик Гордон, сопровождавший Петра I в этой поездке, писал в своём дневнике: «26 июля около полудня его величество пригласил генералиссимуса Шеина, меня и других ехать водой и изыскать место, где можно было устроить город и гавань на крымской стороне... Казаки гнали свои лодки к известному им пустынному мысу, угрюмо выступающему своей крутой грудью в Азовское море, куда и прибыли около 4 часов по полудню. Осмотрев положение этого мыса и сообразив его размеры для гавани, мы отправились дальше, к другому мысу, расположенному ниже, в расстоянии одной или двух английских миль. Эта местность более низменная, почва её глинистая. Приняв во внимание положение и выходы обеих мест, большинство было такого мнения, что первое удобнее. Там высокий скалистый берег, море глубоко, есть просторное место для гавани и, кроме того, там есть небольшой родник со здоровой водой».
Стоит заметить, что присутствующие в лодке Гордон, Шеин, даже сам царь были сугубо сухопутные люди, гаваней никогда не строившие. Даже бороздящие моря казаки от морского строительства оказались далеки. Поэтому понравившийся Петру мыс Таганий Рог поначалу не был признан окончательным вариантом. Миссию выбора места гавани и крепости при ней решили передоверить специалистам по морскому делу и начальным людям Пушкарского приказа (князь Яков Одоевский), ведавшим строительством городов и оборонительных сооружений в стране.
Но, как обычно, без тяжкой дубины царя всё пошло наперекосяк. 12 ноября строить гавань и крепость из Пушкарского приказа был направлен стрелецкий подполковник и думный дворянин Иван Циклер. Тот посчитал новое назначение на беспокойном юге за ссылку, по сравнению со своей прежней синекурой на месте воеводы в прибыльном уральском Верхотурье, и от досады пустился в составление заговора против царя. Задумка завершилась плахой.
Вместо него в марте 1697 году ту же задачу было поручено исполнять азовскому воеводе, думному дьяку Ивану Щепину и Матвею Пушкину. Но, как выяснилось на следствии по делу Циклера, сын Пушкина Фёдор также оказался вовлечён в заговор. И Матвей Степанович вместо строительства крепости на Миусском полуострове угодил в ссылку в Сибирь. Щепин же, слабо разбиравшийся в градостроительстве, целиком доверился австрийскому инженеру де Лавалю, который убедил его строить крепость Павлополь на Петрушиной косе (место, отвергнутое царём).
По планам Пушкарского приказа строительство должны были завершить уже в апреле 1698 года. Однако прибывший в Азов с инспекцией венецианец на русской службе, инженер-капитан Матвей Симонт лично протопал по мелководью и вынес вердикт: у Петрушиной косы слишком мелко, на расстоянии трёх миль глубина оказалась ниже ботфорта (не более фута). Строить Павлополь, а уж тем более военно-морскую базу здесь нельзя.
Более того, новому воеводе азовскому князю Алексею Прозоровскому пришла «ябеда» на Лаваля, который из-за своего склочного характера умудрился рассориться со всеми вокруг. Дескать, иноземец помышлял об измене и намеревался переметнуться на турецкую службу. Дом инженера был обыскан, найдены письма, в которых тот прямо обсуждал возможность бежать. Лаваля заковали в железо и отправили в Москву для допросов с пристрастием.
А столь непонравившееся Петру место на Петрушиной косе решено было оставить лишь для возведения шанца. Начали рассматривать другие варианты.
У устья Миусского лимана на Беглицкой косе в 1698 году заложили Семёновскую крепость в виде неправильного прямоугольника 600 х 500 м с четырьмя бастионами и двумя полубастионами со степной стороны, призванную защищать вход в лиман. Крепость с гарнизоном в 421 человек служила неким подобием таможенного пункта и форпоста большой крепости-гавани, которую ещё предстояло возвести.
Поскольку на тот момент гаваней в открытом море нигде в мире не строили, главный порт страны попробовали разместить в самом Миусском лимане, на юго-восточном берегу которого в самом узком месте полуострова возвели первую в России Павловскую крепость по всем правилам тогдашней земляной фортификации. Пётр одобрил проект: «удобнее, гавани быть на оном Миюсе, как для пресных вод, и лесов, и прочих удобных угодий...»
Строительными работами занимались австрийский инженер барон Эрнст-Фридрих фон Боргсдорф — первый наставник молодого Петра в фортификационной науке, автор любимых петровских книг «Побеждающая крепость» и «Поверенные воинские правила», первых сочинений по фортификации, написанных в России на основе русского боевого опыта. Как раз план четырёхбастионной крепости напоминает классические голландские крепости Нового времени. Оборонительное сооружение представляло собой земляной вал размером 237 x 80 метров, обнесённый валом и рвом, заполняемым водой. По углам стояли бастионы с крепостной артиллерией. Внутри размещались казармы, офицерский дом, складские помещения, кухни, конюшни. Постройки делались из известняка и дерева.
От Павловской крепости земляной вал (Петровский ретраншемент) был протянут до моря, где на островке Большая Черепаха поставили трёхбастионную «крепостицу Черепаха».
Глава Адмиралтейского приказа Фёдор Апраксин в одном из своих писем Петру I: «На Миюсе, Государь, город четвероугольной, такодже и у моря треугольник, между ими линия, за помощию Божиею, зделана изрядно».
Все новые крепости были земляными. Такими их строили не только из-за спешности дела и отсутствия на месте прочного камня. Земляные укрепления хорошо выдерживали артиллерийский огонь: их нельзя разбить, а повреждения гарнизон мог быстро исправить.
Таким образом, за счёт системы укреплённых пунктов царь Пётр смог обезопасить свои новые владения с северной стороны от набегов крымцев, с южной — от рейдов кубанских татар и ногаев, с запада — от попытки реванша со стороны турок. Крепости, словно зубы дракона, призваны были зажимать вражескую силу между своими батареями и перетирать её до полного уничтожения. На Миусском полуострове появился мощный укрепрайон, под защитой которого и предстояло решать главную задачу.
Глубины Миусского лимана также не позволяли заводить сюда более-менее серьёзный флот. Задача оставалась прежней — порт, но его уже за неимением в этом районе естественных гаваней приходилось строить в открытом море. Хотя бы у той же Черепахи.
12 сентября 1698 года Пушкарский приказ вынес отписку в Азов: «Пристани морскаго каравана по осмотру и по чертежу каков прислан за рукою итальянской земли капитана Матвея Симонта, быть у Таганрога и сделать тое пристань ныне для поспешения от берегу в море на 300, поперег на 200 сажень, а сваи бить в два ряда и насыпь хрящом и землею вышиною как из моря бывает прибылая вода, чтоб чрез те сваи морская вода не переходила. А у того строения быть капитану Матвею Симонту и строить и сваи побить всеконечно ныне осенью и зимою, чтоб к весне была пристань всеконечно в готовности, а для бережения той пристани на Таганроге на берегу сделать шанец, чтоб в том шанце ратным людям зимовать было мочно, и сидеть 1000 человекам, а строить тот шанец инженерам барону фон-Боргсдорфу, да Рейнгольт Трузину, да Юрию Франку; а к делу того шанца и корабельной пристани в работу людей посылать по их инженерским и капитанским росписям из Павловска, а лесные и железные всякие припасы, по осмотру инженеров и капитанскому, какие будут надобны к тем делам, по их росписям имать в Азове и в Лютине из наличных припасов, и те их росписи посылать в Азов с нарочными посыльщиками наскоро, и по тем росписям те все припасы из Азова на Таганрог к тем делам посылать с нарочными ж посыльщиками без задержания, чтоб всеконечно за неприсылкою каких припасов из Азова тем делам нималого удержания и остановки небыло».
Текст: Сергей Кисин
Фото: tassphoto.com
Проект Центра развития СМИ «Южное окно в Европу» реализуется при поддержке фонда «История Отечества»
