Благо у достойного наследника воинственных королей Густава I Ваза, Густава II Адольфа и Карла XI полководческого таланта было не занимать. Плюсом к таланту выступали лучшая в Европе пехота XVII века и мощный флот (38 линейных кораблей и 8 фрегатов).
Шведский историк Петер Энглунд замечал: «Никогда прежде в своей истории страна не была более боеспособна. Настойчивые реформы Карла XI привели к тому, что страна имела большую, хорошо обученную и вооруженную армию, впечатляющий флот и новую систему военного финансирования, которая могла выдержать огромные первоначальные издержки».
С юных лет лучшей музыкой на свете Карл считал свист пуль у самого уха, подчёркнуто игнорировал женский пол, презирал противников и никогда не делился своими стратегическими планами даже с приближёнными – считал, что только так себя должен вести настоящий полководец.
Александр Пушкин в поэме «Полтава» так описывает шведского властелина:
Он мальчик бойкой и отважный;
Два-три сраженья разыграть,
Конечно, может он с успехом,
К врагу на ужин прискакать,
Ответствовать на бомбу смехом,
Не хуже русского стрелка
Прокрасться в ночь ко вражью стану;
Свалить как нынче казака
И обменять на рану рану;
Но не ему вести борьбу
С самодержавным великаном:
Как полк, вертеться он судьбу
Принудить хочет барабаном;
Он слеп, упрям, нетерпелив,
И легкомыслен, и кичлив,
Бог весть какому счастью верит;
Он силы новые врага
Успехом прошлым только мерит —
Сломить ему свои рога.
Его блицкриг с Данией, разгром русской армии под Нарвой и саксонского курфюрста и польского короля Августа Сильного в Польше показал, что шведская военная машина в надёжных руках. А когда он посадил на польский трон свою креатуру Станислава Лещинского возникла вполне осязаемая угроза превращения Балтийского моря в «шведское озеро».
Если бы не Северная война Швеция Карла XII непременно бы ввязалась в общеевропейскую войну за испанское наследство. Недаром и Англия, и Франция, и Священная Римская империя бдительно следили за действиями короля, пытаясь либо перетащить его на свою сторону, либо дезавуировать вообще участие Швеции в этой многолетней кровавой свалке.
Однако хороший полководец редко бывает приличным политиком. Не воспринимавший всерьёз русскую армию после Нарвы Карл XII долго не мог понять, кто же является реальной душой антишведского Северного союза и годами гонялся по Польше за королём Августом, который ему представлялся более статусным врагом. Когда же прозрел и понял, что именно восточный гигант является главной угрозой, Россия уже успела оправиться от неудач начальной стадии войны и даже выиграть несколько мелких сражений.
Но всё же авторитет шведской армии был столь высок, что иметь своим врагом молодого Карла XII никто не желал.
Император Священной Римской империи Иосиф I не стал препятствовать шведам, вышедшим на имперскую границу после разгрома короля Августа, вербовать в армию своих подданных и вернул силезским протестантам отобранные у них католиками храмы. На недоумённое послание из Ватикана император ответил: «Святой отец, вы должны быть рады, что король Швеции не потребовал от меня принять лютеранство, ибо если бы он захотел этого, я бы не знал, что мне делать».
Весной 1707 года в саксонский Альтранштадт к Карлу лично приехал фаворит английской королевы Анны Джон Черчилль, герцог Мальборо (предок будущего великого политика), чтобы выяснить настроения его величества. При этом он инструктировал своих дипломатов, чтобы те следили за каждым своим словом, «поскольку у шведского короля своеобразное чувство юмора". В задачу герцога входило отговорить Карла от контактов с Францией и обратить его армию на Россию, которую англичанин терпеть не мог из-за способного стать серьёзным конкурентом Туманному Альбиону царя Петра. Видимо, аргументы лорда были подкреплены звонким металлом Сити, ибо именно с этого года вопрос о походе на Москву стал делом решённым.
Зато продолжения войны отнюдь не жаждали в самой России. Царь Пётр понял, что после разгрома Дании и Саксонии он остался без союзников один на один со страшным «шведским метеором». Он пытался отыскать посредников для мирных переговоров.
Посол Чарльз Уитворт 10 ноября 1705 года докладывал в Лондон: «Потрудитесь обратить внимание, что царь более чем когда-нибудь расположен к мирным переговорам. Это объясняется стечением многих обстоятельств: он опасается за ход войны, который всё ещё не ясен, и утомляется тяжким образом жизни, который начинает отзываться на его здоровье, страна истощена рекрутскими наборами и обеднела от податей на содержание армии и уплату субсидий королю польскому».
В то время, как Мальборо уговаривал Карла идти в поход на Россию, в Лондон выехал окольничий Андрей Матвеев, посол при Голландских штатах. Прояснив ситуацию о возможном посредничества Англии или Голландии он дал неутешительный прогноз Петру: «От Штатов и королевы английской благопотребного посредства к окончанию войны нечего чаять; они сами нас боятся: так могут ли стараться о нашем интересе и прибыточном мире и сами отворить двери вам ко входе в Балтийское море, чего неусыпно остерегаются, трепещут великой силы вашей… Подлинно уведомлён я, что Англия и Штаты тайными наказами к своим министрам в Польше домогаются помирить шведа с одною Польшею без вас".
Вольтер отмечает, что Петр I предложил Карлу XII переговоры, но тот ответил: "Об этом мы поговорим в Москве". Петр улыбнулся, когда ему привезли надменный ответ. "Мой брат Карл персону свою ставит не ниже Александра, но льщу себя надеждой, что во мне он никогда не найдет Дария", - сказал царь.
Интересно, что быть посредником русские предлагали и самому герцогу Мальборо, который за это выдвинул условие получить какое-либо из «русских княжеств». Тарле в своём исследовании приводит письмо Петра своему дипломату барону Генриху фон Гюйссену: «Ответствовать Геезену. На его вопрошение, что дук Мальбург желает княжества из руских, на то отписать к Геезену, естли то так и вышереченной дук к тому склонен, то [о]бещать ему из трех которые похочет: Киевское, Владимирское или Сибирское, и при том склонять ево, чтоб оной вспомог у королевы о добром миру [с] шведом, обещая ему ежели он то учинит, то со онова княжества по вся годы жизни ево неприменно дать будем по 50000 ефимков битых".
Кроме того, Пётр обещал герцогу рубин красоты неописуемой, «которого прислана будет модель» и орден Андрея Первозванного.
Всё оказалось тщетно.
Для царя стало ясно, что поход на Москву (в Швеции не воспринимали в качестве столицы юный Санкт-Петербург), а Карл считал непременным условием войны разорение вражеской столицы, становился неизбежен. Схватка должна была стать смертельной - Карл XII не скрывал своей ненависти к России и желания её уничтожить.
С XII века между Русью-Россией прогремели 12 войн и вооружённых конфликтов. В 1187 году новгородская дружина даже взяла и уничтожила старую шведскую столицу Сигтуну, привезя оттуда в качестве трофея медные врата. Об этом в Скандинавии хорошо помнили и мечтали отомстить тем же.
Секретарь внешнеполитической государственной экспедиции Карла XII Йосиас Цедергельм 10 февраля 1707 года в Саксонии в беседе с австрийским посланником при главной квартире шведской армии Францем-Людвигом фон Цинцендорфом поделился своими мыслями о продолжении войны: «Хотя война с королем Августом и закончена, но предстоит еще война с Москвой, которая должна быть тотчас же с особенной силой направлена в сердце Московии и таким образом скоро и выгодно приведена к окончанию. В силу этого король собирает теперь армию такой силы, какую еще ни один из его предков не выводил на поле брани, считаясь с тем, что расстояние не допустит так скоро новой мобилизации. Кроме того, король хочет компенсировать себя при помощи Москвы за все понесенные в этой войне убытки. Так как в Польше он не приобрёл для себя ничего, кроме славы и безопасности, сверх того ни кусочка земли даже величиной с ладонь, считает он себя вправе, не возбуждая недоброжелательства со стороны других держав, увеличить свои претензии в отношении Москвы».
Риксмаршал граф Карл Пипер утверждал: «Нигде не может быть заключен мир выгоднее и надежнее, как только в самой Москве».
Момент для похода был выбран удачно – на Юге только что прогремело Астраханское восстание и восстание донских казаков под предводительством Кондратия Булавина. Шведам докладывали, что в России ропщут на царя из-за непосильных военных поборов, и страна вот-вот готова будет взорваться. К тому же с Украины с казной бежал гетман Иван Мазепа, пообещавший Карлу выставить в помощь шведам «всё войско Запорожское».
Несмотря на то, что свои планы относительно Русского похода Карл XII традиционно не оглашал, по утверждению историка Евгения Тарле, главной его целью было полное уничтожение государственной самостоятельности России. Предполагалось аннексировать у неё Псков, Новгород и весь Русский Север, Польше передать Украину, Смоленщину и другие западнорусские земли. Оставшуюся территорию разделить на удельные княжества, поставив во главе либо Якуба Людвика Собесского, отца Марии Собесской, с которой Карл XII был обручён (ситуация весьма напоминает гарантии Лжедмитрия I своему тестю Юрию Мнишеку столетием ранее), либо царевича Алексея Петровича с пометкой «если заслужит». Последнее особенно интересно в русле будущего «дела царевича Алексея». Царевич, по выражению Петра I, «уд гангренный», сбежал из России в 1717 году и искал контактов с Карлом XII – злейшим врагом своего отца.
Профессой Йельского университета Пол Бушкович в своей книге "Историк и власть: дело царевича Алексея (1716-1718) и Н. Г.Устрялов" пишет: «В этот отчаянный момент, в августе 1717 года, французский офицер по имени Дюре вступил в контакт со шведским эмиссаром в Голландии Георгом Хайнрихом, бароном Герцем, являвшимся фактически премьер-министром Карла XII. Офицер доставил письмо на русском языке от царевича за собственноручной подписью последнего, в котором Алексей просил защиты у Швеции. Барон Герц сразу ухватился за этот шанс. Его цель состояла в том, чтобы перекрыть любое предложение, какое могла бы сделать царевичу Австрия, и этой цели он добился: он обязался от имени Швеции предоставить Алексею армию для вторжения в Россию и возведения царевича на престол, убеждая при этом, что Швеция гораздо более выгодно географически расположена для осуществления такового предприятия, нежели Австрия. Герц детально все описал в инструкциях, данных Станиславу Понятовскому, польскому агенту Швеции, которого он избрал для установления связи с Алексеем. Карл XII поддержал этот проект. Однако Понятовский опоздал, и несколькими неделями позже Алексей сдался и начал путь домой. Шведы, между тем, не оставляли надежд на то, что соглашение с царевичем позволит им вернуть былое величие. Шведский министр иностранных дел барон фон Мюллерн той же весной, когда Алексей уже находился в камере пыток, писал барону Герцу: "Я верю, что то, что, как Вы сообщали, было сделано в отношении царевича, останется выгодным для нас до тех пор, пока он жив". Хотя какая-то часть этих событий и была известна шведским историкам с середины XIX века, они никак не отражены в российской историографии. Об этих обстоятельствах не узнал и Петр».
В ходе следствия по делу царевича данный факт так и не нашёл доказательств, что не значит, что этого не существовало. А если так, то не исключено, что какие-то контакты между «удом гангренным» и шведами имели место ещё до похода Карла в Россию. На этом и базировалось шведское «если заслужит».
В любом случае Карл заранее обрёк царя Петра на уничтожение, а генерала Акселя Спарре ещё в Саксонии назначил московским губернатором.
В Восточный поход с Карлом XII шла армия в 33,5 тысячи человек. Её поддерживал в Лифляндии 16-тысячный корпус генерала Адама Людвига Левенгаупта и в Финляндии 15-тысячный корпус генерала Георга Либекера.
Саксонский генерал Маттиас Иоганн Шуленбург резюмировал: «Все части шведского войска, как пехотные, так и конные, были прекрасны. Каждый солдат хорошо одет и прекрасно вооружён. Пехота поражала порядком, дисциплиной и набожностью. Хотя состояла она из разных наций, но дезертиры были в ней неизвестны».
Над Россией в очередной раз нависла смертельная опасность. Петру, хорошо помнящему позор Нарвы, нужно было сделать выбор. Либо униженно искать новые способы добиваться мира на любых условиях, либо бежать в глубь страны от «шведского потопа», как это делали в своё время тот же Дмитрий Донской или Иван Грозный (ни тому, ни другому современники это не ставили в вину). Так поступили союзники Петра датский король Фредерик IV и саксонский курфюрст Август Сильный, лишившийся польской короны. Так поступали многие современные европейские монархи.
Либо выбрать свой, особенный путь - идти навстречу не знавшему поражений врагу и искать счастья в баталии. «Могу ли я приказать кому-либо идти вперед, если сам не буду впереди всех?», - заявил Пётр и пошёл встречать багинетом, как его величал Пушкин, «воинственного бродягу» Карла.
Измотав противника тактикой «выжженной земли», обескровив в небольших стычках и лишив громадного обоза с припасами и резервов в битве при Лесной, Пётр, наконец, вывел армию на генеральное сражение под Полтавой с непобедимыми ранее шведами.
Однако, как отметил французский маршал Мориц Саксонский, «Порядок, эта душа сражений, уже не был налицо у шведов».
Разгром Карла XII в сражении под Полтавой с последующим пленением всей шведской армии под Переволочной русской армией при непосредственном участии Петра Первого в битве («Без меня баталии не давать») стал настоящим спасением России, выбравшей свой особенный путь в этой критической ситуации. «Зело превеликая и неначаемая виктория», - писал Екатерине I царь. Этот выбор и эта виктория определили целый путь развития страны на ближайшие столетия.
Историк Евгений Тарле считал: «Полное уничтожение шведской армии под Полтавой и Переволочной имело несколько последствий, оказавшихся непоправимыми.
Прежде всего Швеция была низвергнута катастрофически быстро и болезнетворно с той громадной высоты в области международных отношений, на которой она до той поры стояла. Великодержавно кончилось и уже никогда для Швеции не вернулось. Это последствие Полтавы было непоправимым навеки.
Вторым последствием, которое имело значение вплоть до конца Великой Северной войны, было бессилие Швеции выставить новую сухопутную армию для борьбы против России. Те сухопутные силы, которые еще могли бороться против датчан, или против ганноверцев, или против саксонцев, отстаивать некоторое время, хоть и безуспешно, осажденный Штральзунд в 1714–1715 гг. и т. д., уже не имели никакого влияния на продолжавшуюся войну с Россией. И если бы не существовало шведского флота или если бы в дни Полтавы у России уже был на Балтийском море флот, который мог бы изгнать шведов с моря, и вместе с тем был бы настолько внушителен, чтобы сделать невозможным активное вмешательство Англии на стороне Швеции, то война, вероятно, и окончилась бы очень скоро после Полтавы, в 1709, а не в 1721 г.".
