To be or not to be. К началу ХХ века огромный регион Российской империи — Область Всевеликого Войска Донского (ОВД) с населением 3,5 млн человек — не имела ни одного высшего учебного заведения. Пока главные торгово-промышленные центры региона, Таганрог и Ростов, входили в состав Екатеринославской губернии, вопрос образования для ОВД столь остро не стоял — ограничивались народными училищами и гимназиями для казаков. Однако 19 мая 1887 года высочайшим указом они были переданы в ведение наказного атамана, а с 1 января 1888 года официально вошли в состав ОВД. Разноплеменное население этих городов тут же потребовало расширения условий обучения и учреждения высших учебных заведений.
Наиболее продвинутые представители казачьего и мещанского сословий отправляли детей учиться в другие крупные города. Это было востребовано, но дорого — приходилось арендовать жилье, тратиться на пропитание студентов, их обеспечение, снабжение. Хуже того, никакого присмотра за разного рода наклонностями молодежи уже не было, а в столицах соблазнов — хоть отбавляй. Хорошо, если только женщины, карты, алкоголь, а то и тайные общества, инсургенты, студенческие волнения. Зачем родителям этот позор? Да и будущие специалисты горного дела, металлургии, сельского хозяйства, транспорта, судоходства необходимы на местах.
Поэтому вполне объяснимо, что общественность стала требовать у местных властей ходатайствовать перед министерством просвещения об учреждении на Дону собственных высших учебных заведений.
В ответ на это наказной атаман Николай Святополк-Мирский вообще приказал закрыть несколько гимназий со словами, что не признает «полезным для Донского края эти учреждения». Его последующий коллега атаман Василий Покотило пытался выдворить из казачьего Новочеркасска в Ростов даже местный политехникум.
Логика консервативных охранителей порядка была понятна: где институты-университеты, там рассадник вольнодумства, протестное движение, беспорядки. А оно Тихому Дону надо?
В начале 10-х годов прошлого века, когда существование университета означало высочайший его статус, в Новочеркасске создали целую инициативную группу за учреждение оного в столице донского казачества, для чего собрали с мира 1,5 миллиона рублей. Но тогдашний атаман, герой русско-японской войны генерал Павел Мищенко по-простецки бросил землякам: «Хлопочите — мешать не буду, но и помогать не стану. В моем сердце нет места для донского университета». На сем Новочеркасск и осекся.
Иными словами, востребованность в высшем образовании долгое время вдребезги разбивалась об охранительную позицию войсковых властей.
Из-за парты с бомбой. Но одно дело — позиция консервативного войскового правительства, другое — насущная необходимость в специалистах для того же правительства. На рубеже веков острая нехватка квалифицированных кадров для промышленности ОВД начала сказываться особенно заметно. Поступление сложной техники для горных и судоходных предприятий, которыми частично владели предприниматели из самой казачьей среды, требовали их безаварийной работы и качественного обслуживания. Заманивать же со стороны было гораздо сложнее и накладнее для промышленников и войсковой казны. Как ни крути, свой технический вуз был нужен как воздух.
К решению задачи подтолкнули два трагических взаимосвязанных фактора — поражение России в войне с Японией, продемонстрировавшее техническую отсталость империи при подавляющем ресурсном превосходстве, и Первая русская революция в Царстве Польском. Если с первым все, увы, понятно, то второй для имперских властей оказался крайне неприятным сюрпризом. Националистические круги польской элиты, не особо скрывая, желали поражения России в войне, а ее экстремистская часть даже в открытую сотрудничала с японским генштабом. Социалисты из ППС Витольд Йодко-Наркевич и Юзеф Пилсудский не только брали деньги на подрывную деятельность у японцев, но и начали формировать «польский легион» из поляков-военнопленных для восстания в тылу русской армии.
В феврале 1905 года волнения в Варшаве перекинулись на местные учебные заведения, студенты которых протестовали против русификации и требовали права учиться на польском языке.
Летом началось вооруженное восстание в Лодзи, закончившееся кровавыми столкновениями с полицией и войсками. Но еще год польские забастовки перемежались со студенческими волнениями, а те — с террористическими актами, где в числе экстремистов зачастую выступали школяры.
Правительственные меры по подавлению беспорядков не ограничились арестами и военно-полевыми судами. По отношению к неспокойной Польше они были расширены до полной ликвидации «очагов заражения», к которым с полным основанием отнесли и высшие учебные заведения.
В первую очередь начали с Варшавского политехнического института, студенты которого не раз отмечались в навыках по изготовлению взрывчатых веществ и ручных бомб. Решением властей вуз был сначала закрыт, а в 1906 году Совет министров принял решение о передислокации института в Новочеркасск под надзор верных империи донских казаков.
Студенческая тужурка. Навстречу донцам в Петербурге пошли не просто так. Войсковое правительство заявило о готовности выделить на строительство института из собственной казны 22 тысячи рублей. Еще 200 тысяч обещали торговые казаки, которым кадры были позарез нужны. На 100 тысяч раскошелилось местное дворянство.
Идея была доведена до премьер-министра Петра Столыпина, и с его помощью военное ведомство выделило на институт 500 тысяч целковых.
Совмин инициировал высочайший указ о том, чтобы «признать целесообразным учреждение Донского политехнического института в городе Новочеркасске в составе отделений: горного, инженерно-мелиоративного, механического, химического и коммерческого, предоставить министру торговли и промышленности открывать таковые отделения по мере надобности и в зависимости от имеющихся средств». Учрежденный институт получил нового директора — доктора математических наук, ординарного профессора Варшавского университета Николая Зинина (сын великого русского химика). Он получал жалованье в размере 500 рублей в месяц и единовременное пособие в размере 1 тысячи рублей на переезд из польской столицы в Новочеркасск.
В те нетолерантные времена стать студентом Донского политеха могли только мужчины (первая женщина Александра Давыдова поступила туда лишь после Февральской революции, выдержав все экзамены на «отлично»). Принимать в новый вуз решили без экзамена — по жребию. На механический факультет — 60 человек, на инженерно-мелиоративный, химический и горный факультеты — по 30 человек на каждый.
На первый семестр всех четырех факультетов принимались лица, имевшие аттестат зрелости от гимназий Министерства народного просвещения, а также свидетельство об успешном окончании курсов в реальном училище с дополнительным при нем классом, в коммерческом училище Министерства торговли и промышленности или ведомства учреждений императрицы Марии, в кадетском корпусе или Гатчинском сиротском институте.
В сентябре 1907 года на 4 факультета ДПИ по жребию было принято 150 слушателей (из них 80 коренных обывателей Войска Донского), еще 17 человек стали слушателями по рекомендации Министерства торговли и промышленности и наказного атамана Войска Донского генерала Александра Самсонова. Плата за обучение была установлена в размере 50 рублей за первый семестр.
5 октября 1917 года в годовщину тезоименинства цесаревича и атамана всех казачьих войск Алексея первый на юге России вуз открыл свои двери, получив наименование Алексеевского Донского политехнического института.
Горлицкий прорыв на Донского. Купеческий Ростов давно болел идеей привлечь к себе университет. Это до небес возносило бы статус местного «опчества» и превращало бы «город-ярмарку» в научный центр макрорегиона. В соперничестве с Новочеркасском неказачий Ростов поддержало руководство Кубанского и Терского казачьих войск. Подключились думцы (Моисей Аджемов), общественность. В Петербурге долго думали: промышленный Ростов тоже благонадежностью не особо отличался. Стачки, погромы и баррикадные бои здесь бывали не редкостью.
Помогла очередная трагедия — Горлицкий прорыв германцев в 1915 году привел к эвакуации Варшавы и ее учебных заведений. Варшавский университет мыкался по России как неприкаянный. За ним хвостом в обозе катили около 1500 студентов и сотня преподавателей, семь лабораторий, обсерватория, музей древностей и библиотека почти из 562 тысяч томов.
Сначала университет остановился в Москве, откуда его зазывали к себе Саратов, Екатеринослав и Ростов. Однако ректор профессор Сергей Вехов поставил обязательное условие: вуз нельзя растаскивать по факультетам, он может переехать только целиком. У Саратова уже был свой медицинский — тот отпал. Екатеринослав попытался было потянуть одеяло на себя, но проиграл мощному напору с Дона.
Думец Моисей Аджемов и главврач Николаевской больницы профессор-ортопед Николай Парийский, включивший все свои связи по Петербургской медицинской академии, чуть ли не силком затащили на Дон не только медиков, но и историко-филологический, физико-математический и юридический факультеты. Для их размещения предлагали торговые классы, Народный дом, общины сестер милосердия, кучу частных зданий на Большой Садовой, вплоть до надстройки третьего этажа над Петровским реальным училищем и соединения его с Городским домом (комплекс зданий нынешней ростовской мэрии). 25 июля 1915 года частное совещание гласных городской думы постановило разместить университет в Ростове, для чего изыскать необходимые средства в городской казне.
Новый либеральный министр народного просвещения граф Павел Игнатьев благосклонно принял предложение, заметив, что хорошо знаком с Ростовом в бытность свою товарищем главноуправляющего земледелием и землеустройством Александра Кривошеина (сподвижника Петра Столыпина). 8 августа ректор Сергей Вехов и члены университетского правления приехали в Ростов знакомиться с новым своим обиталищем.
Перспектива стать университетским центром настолько захватила ростовцев, что толпы их преданными песиками ходили за комиссией осматривать объекты, приветствовали профессоров как самых желанных гостей, устраивали торжественные рауты. Молодежь организовывала шествия и манифестации, празднуя долгожданное событие и готовясь все как один сесть за парты студиозусов. Новому университету ввиду чрезвычайных военных обстоятельств министерство разрешило продлить прием студентов до 1 декабря.
Постепенно началось заселение. Канцелярия, библиотека, юридический и исторический факультеты, часть физмата обосновались в Городском доходном доме, построенном всего годом ранее на Большой Садовой. Другая часть физмата остановилась в доме Общества взаимного кредита приказчиков (на месте нынешней консерватории). В летнем помещении Коммерческого клуба в доме купца Мартына Мерошниченко на углу Большой Садовой и Таганрогского — химический факультет. Весь медфак расположился в 13 корпусах Николаевской городской больницы. Определено было место под Ботанический сад на живописном берегу реки Темерник.
К 10 ноября в обновленный Варшавский университет было зачислено 50 студентов на историко-филологический, 265 — на юридический, 86 — на медицинский, 89 — на физмат, 29 — на новое естественное отделение.
Под руководством шотландского профессора Андрея Колли появились физические лаборатории. Профессор Иосиф Пожарийский создал первый в России по величине и оборудованию патологоанатомический институт. Основатель отечественной вирусологии ординарный профессор Дмитрий Ивановский организовал естествоиспытательскую лабораторию. Кстати, до перевода университета в Ростов не было ни одного человека с ученой степенью и званием. С переездом Варшавского университета здесь сразу оказался большой коллектив ученых.
Газеты запестрели объявлениями о наборе студиозусов в качестве частных преподавателей, бригад из школяров для просушки зерна в портовых амбарах (поденная оплата — 1 рубль 25 копеек на студенческий нос). Образовалось целое студенческое бюро, распределявшее будущих химиков и медиков по работам из расчета не менее 50 рублей в месяц. Работу находили и для слушательниц Варшавских высших женских курсов. Особо нуждавшихся кормила бесплатными обедами за свой счет супруга местного миллионера Николая Парамонова Александра Ивановна.
10 ноября 1915 года в Рождественском соборе на Старом базаре был отслужен благодарственный молебен, батюшка махнул кадилом — с Богом за парты. Процесс пошел. Тем временем война набирала обороты, и русская армия со скрипом сдала всю Польшу. Вопрос о скором возвращении университета на родину постепенно отпадал. Наоборот, городская дума Ростова уже рассматривала проект выделения земли для строительства нового здания университета, который в 1916 году справлял свое 100-летие. 15 десятин в самом центре города между Казанским переулком (ныне Газетный) и Средним проспектом (улица Соколова) ценой в 3,5 миллиона целковых. Скромно попросили государеву казну возместить хотя бы часть средств, но граф Игнатьев развел руками: «Государство ведет войну и в настоящий момент не располагает свободными суммами».
