Царь не скрывал желания обзавестись новой столицей. При этом главный город государства, по мысли обожавшего корабли Петра, должен был находиться непременно на море, «чтобы гости из других стран могли приплывать к царю по морю, а не преодолевать опасную дорогу до Москвы». Естественно, что город-порт позволил бы не только развивать торговлю, но и строить военный флот — признак сильного государства.
«Всякий потентат, который едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а который и флот имеет, обе руки имеет», — сказано Петром в предисловии к Морскому уставу 1720 года.
Однако, далеко не факт, что царь изначально видел новую столицу именно на берегах Невы. Это весьма сомнительно, учитывая, что всё её течение находилось на территории одной из сильнейших европейских держав — Швеции, обладавшей первоклассной армией и флотом. Ни того, ни другого у молодого Петра в конце XVII века не было. Их предстояло только создать, а затем и разгромить могучее скандинавское королевство, весь век являвшееся законодательницей военной моды. К тому же за предыдущие два века Московское государство войны неизменно шведам проигрывало. Так что оснований для повышенного оптимизма у царя не могло возникнуть.
Другое дело, Турция, пик могущества которой уже прошёл. Чему свидетельство — сокрушительный разгром османского войска под Веной войсками польского короля Яна Собеского в 1683 году и образованная римским папой Иннокентием IX против Турции Священная лига (Венеция, Речь Посполитая, Священная Римская империя). С такой поддержкой рубить «окно в Европу» было бы логично именно на юге. Что и сделал Пётр, захватив Азов и покрыв азовское побережье цепью крепостей. Не Таганрог ли он планировал превратить в будущую столицу? Город-порт, прикрытый и с моря, и со стороны Крымского ханства крепостями.
Сам Пётр об этом официально не говорил. Прямых доказательств этих планов нет, но существуют косвенные. Императрица Екатерина II в письме французскому философу Вольтеру от 3 августа 1771 года писала: «Что же касается Астрахани, я вам скажу, что климат Таганрога гораздо лучше и здоровее, чем в Астрахани. Все возвращающиеся оттуд говорят, что нельзя достаточно похвалить этот город, о котором я вам расскажу анекдот, подражая старухе из Кандида. Пётр Великий, взяв Азов, захотел устроить порт на море и выбрал Таганрог. Порт был выстроен. Затем он колебался, построить ли Петербург на Балтийском море, или сделать город из Таганрога. Наконец, обстоятельства заставили его выбрать Балтийское море. Мы не выиграли относительно климата: там почти нет зимы, между тем как наша слишком длинная».
Великая государыня, конечно, была большая фантазёрка. Чего стоит одно только эпистолярное хвастовство иноземному корреспонденту о том, что у каждого её «крестьянина ежедневно в супе курица, а у некоторых — индейка». Но всё же в данном случае этот «анекдот» явно взят из жизни, ибо обстоятельства постройки Санкт-Петербурга весьма схожи с таганрогскими. Город, вопреки военной логике, также выстроен под носом у своего главного врага, легко доступен с моря для вражеского флота и для его обороны всегда приходилось прикладывать массу усилий.
Схожи и иные обстоятельства. К примеру, такую запись, рисуя царский двор в Москве, в своём дневнике за 1699 год сделал секретарь посольства императора Священной Римской империи Иоганн Корб: «Главный храм — Святой Троицы; в него прежде в Духов день великий князь водил патриарха, сидящего на осле, ныне такого рода обряды выводятся, так как нынешний царь пропускает такие церемонии либо совсем оставляет принимать в них участие».
Отметим, не Успенский собор Кремля, где были венчаны на царство юные братья Иван и Пётр, не Архангельский собор, где упокоились Рюриковичи и Романовы, не Благовещенский — домовой храм великих князей и первого царя династии Романовых Михаила Фёдоровича. А именно Троицкий собор.
Не исключено, что иноземец Корб мог просто не разобраться в существующих реалиях, не так понять, что говорили вокруг, выдав желаемое за действительное.
Однако, первый же храм, который был построен в новой столице на Неве Санкт-Петербурге 16 мая 1703 года (Пётр лично срубил куст ракиты, ознаменовав начало строительства) «в память взятия бывшей на Охте крепости новые Канцы или Шанцы» и куда была перенесена кафедра, получил название в честь Святой Троицы. В нём Пётр был провозглашён первым императором России в 1721 году.
То есть, возможно, Корб был не так уж неправ — главный храм столицы должен был носить имя Троицы. Вспомним, какое название получил первый храм Таганрога в сентябре 1699 года — Святой Троицы на Таганьем Роге. «Столичное» имя, данное в присутствии вернувшегося из Керченского похода Петра.
В крепости под руководством зодчего Осипа Старцева солдатами и срочно пригнанными из центральных губерний работными людьми в спешном порядке возводились из камня склады, пакгаузы, соборная церковь, гостиные дворы, казармы и пр. «И еще повелеваю провести в Троицкой каменные трубы для отвода вешней и дождевой воды в море мимо гавани».
Если внимательно почитать опись проведённых в Таганроге работ за 1701 год, мы увидим, что в городе выстроены «государев дворец» и «другой государев дворец старый».
Кроме того, было сооружено 206 каменных и 162 деревянных дома для работников администрации, церковных служащих, купцов, военнослужащих гарнизона и моряков, а также каменные склады. Приметами нового времени была прямизна улиц, просторность площадей, однотипность застройки, устройство необычного для Руси общественного пространства — бульвара, установка городских часов с боем, а также замощение спуска к гавани. Именно так строились улицы Васильевского острова — план северной столицы царь составлял лично.
Весной 1701 года глава Адмиралтейского приказа Фёдор Апраксин получил царские инструкции: «Кругом Таганрога насеять желудей для лесу, также в городе по берегу и по морским пригожим местам посадить ивы». В 1702 году в Таганрог были присланы из измайловской оранжереи саженцы дубков и черенки различных деревьев.
В июле 1708 года Петр Пёрвый пишет губернатору Ивану Толстому: «Насадить около Троицка, что на мысе Таган-Роге, дубовые рощи — зело надобно также разводить сады».
По данным таганрогской приказной палаты, к середине 1711 года в городе было построено 1357 дворов: 162 в самой крепости и 1195 в пригородных слободах. В них проживало свыше 8 тысяч человек.
В шести пригородных слободах, размещённых за пределами Троицкой крепости на Миусском полуострове, под защитой небольших шанцев возводились дома для служилого и кабального населения. В Таганроге было разрешено селиться и московским купцам. Причем для них лавки и дома строились из казенного материала, а «за старание» велено было брать с них деньги за постройку в рассрочку на 1-2 года. При этом вовсю работала таможня, взимая одновременно конские, солевые пошлины. Далёкие от царёвых морских забав пригнанные из-под Тамбова, Воронежа, Рязани крестьяне понятия не имели о судоходстве и солоноватой азовской воды откровенно побаивались. Для того чтобы учить «азовских жителей на реках и морях, на карбасах и лодьях и иных судах водяному ходу» из Архангельска срочно выписали кормщика Ивашку Молота.
В Таганрог одновременно отправился и Матвей Меланкович для обучения недорослей из новопоселенцев «морского воинского ходу и карте, и компасу учить под Азов». В первой навигационной школе обучались одновременно итальянскому, греческому или латинскому языкам.
Незадолго до Полтавской битвы прибывший на Дон после подавления Булавинского бунта летом 1709 года царь писал Александру Меншикову из Таганрога: «Сие место, которое перед десятью летами пустое поле видели (о чём сам сведом), ныне с помощью Божьей изрядный город, купно с гаванью, обрели, и хотя, где долго хозяин не был, и не всё исправно, однако ж есть что посмотреть».
Генерал-майор Христофор Герман Манштейн в своих «Записках о России» писал:
«Он устроил на Азовском море в местности, именуемой Таганрог, прекрасную гавань, названную им Троица, в которой суда, пройдя без груза устьем Дона, под Азовом окончательно вооружались и могли стоять совершенно безопасно. Все, видевшие эту гавань, сознаются, что это одна из наилучших гаваней Европы».
При этом Пётр не собирался ограничиваться одним лишь Таганрогским портом на Азовском море. Даже в разгар Северной войны в июне 1702 года в Азов был послан глава Адмиралтейского приказа Фёдор Апраксин с особой миссией исследования Приазовья с целью расширения здесь российского присутствия. Для этого царь разрешил иностранцам вести торговлю в устье Дона, после чего в Азов прибыли несколько турецких торговых судов.
В ответ Апраксин снарядил в Керчь баркалон «Благое начало» под командой капитана Питера Лобека с пушным товаром из Сибирского приказа. Кроме чисто торговых целей Лобеку была поставлена и шпионская задача: «стараться при помощи подарков расположить в нашу пользу местных турецких сановников и, не навлекая на себя подозрения, удостовериться, предпринимаются ли какие-нибудь работы к преграждению Керченского пролива».
Сам Апраксин на 36-пушечном линкоре «Разжённое железо» капитана Луки Стеля с галерой «Заячий бег» капитана Яна Стациуса исследовал северное Приазовье. Как писал правитель канцелярии морского учёного комитета Сергей Елагин, «статьёй 3 мемориала, данного Апраксину на этот год, предписывалось вновь исследовать Долгую косу по обеим сторонам до самого материка, а также определить, доступен ли залив, образуемый Кривою косою, в настоящем виде или с помощью расчистки для судов, сидящих в воде на 17 англ. футов. Весьма вероятно, что плавание Апраксина имело целю исследования как этих двух мест, так и вообще северного берега Азовского моря к западу от Миуса. Результат этих исследований нанесён на карту, составленную Бергманом в 1702 году. По возвращении в Воронеж Апраксин доносил государю, что устье Кальмиуса вполне удобно к устройству города и порта».
Иными словами, глава Адмиралтейского приказа провёл очень грамотные изыскания, обозначив точные места двух будущих крупнейших портов Азовского моря — Бердянска (коса Долгая) и Мариуполя (устье Кальмиуса). Что свидетельствует о долгосрочных и масштабных планах Петра Первого на создание южного морского «кластера».
Строительство Санкт-Петербурга шло параллельно, но на Балтике войне не видели конца. Угроза для города сохранялась ещё долго. На юге же всё виделось иначе. Кто знает, не будь несчастливого Прутского похода 1711 года, не стал бы Таганрог новой столицей России. Или «южной резиденцией» Петра. В 1727 году такая запись появилась в статистическом сочинении обер-секретаря Сената Ивана Кирилова: «Московская губерния. Москва столица Российская. Санкт-Петербурхская губерния. В Санкт-Петербурхе в резиденции Российской». Административные функции разделялись, почему бы их не поделили ещё с Таганрогом?
Заметим, официально столица переехала из Москвы в Санкт-Петербург только 19 мая 1712 года, когда по условиям мира с Турцией Таганрогскую крепость уже сравняли с землёй.
Текст: Сергей Кисин
На фото: Российская императрица Екатерина II Великая. tassphoto.com
Проект Центра развития СМИ «Южное окно в Европу» реализуется при поддержке фонда «История Отечества»
