210 лет назад в один из октябрьских вечеров в этом районе в доме генерала Карла Толя у Красных ворот родился мальчик, которому суждено было стать одной из самых значимых фигур в отечественной литературе. Здание до наших дней не сохранилось, но площадь, на которой оно стояло, в 1941-м переименовали в Лермонтовскую. А на месте родного дома поэта в 1957 году построили последнюю из сталинских высоток. Взгляд неспешно прогуливающихся по площади людей, таких, как мы с вами, сразу цепляется за памятник Михаилу Юрьевичу. В нем без труда можно узнать «мужика в пиджаке» — такой советский мем, связанный со скульптурой поэта, появился благодаря выходу на экраны легендарной картины «Джентльмены удачи»… Скульптуру задумчивого юноши с тонкими мальчишескими усиками дополняет размещенная позади стела. Она заполнена рельефами с персонажами и мотивами из произведений Лермонтова — «Мцыри», «Демон» и «Парус». На пьедестале строки: «Москва, Москва!.. Люблю тебя, как сын, как русский, — сильно, пламенно и нежно». Однако новая глава нашего повествования начинается задолго до появления в Москве Лермонтовской площади…

По собственному признанию Лермонтова, в детстве он почти ничего не читал, отставая от сверстников. Уединенная жизнь в Тарханах, однообразие впечатлений, узость домашнего круга удлиняли его «младенческие дни»… Даже поездки на Кавказ не расширяли круг общения будущего поэта. Чтобы учить мальчика всерьез, Елизавете Алексеевне нужно было бросить ухоженные Тарханы на управляющего и переселяться в Москву насовсем, где у нее не было собственного дома. По-прежнему боясь для внука чахотки, отнявшей у нее единственную дочь, и тревожась чрезвычайной нервности, унаследованной Мишелем от матери, после долгих раздумий Арсеньева выбрала подходящее учебное заведение. Им стал Благородный пансион при Московском университете, тот самый, что с золотой медалью окончил брат Арсеньевой — ученый артиллерист Дмитрий. Это было престижное учебное заведение, которое приравнивали к Царскосельскому лицею.

В 1827 году в Москву Елизавета Алексеевна перебиралась основательно: с крепостными людьми, скарбом, запасами деревенской снеди. О том, какое впечатление на Лермонтова произвел въезд в древнюю столицу, мы можем судить по его рассказу в «Панораме Москвы» (1834): «Кипит грязная толпа, блещут ряды лавок, кричат разносчики, суетятся булочники… гремят модные кареты, лепечут модные барышни...»

Поселились недалеко от церкви Симеона Столпника на Поварской. От начальной поры нахождения в Москве остался единственный документ — письмо Мишеля из Москвы в Апалиху тетушке Марии Акимовне Шан-Гирей, любимой племяннице Елизаветы Алексеевны. Приведем отрывок из него:

«...Я думаю, вам приятно будет узнать, что я в русской грамматике учу синтаксис и что мне дают сочинять, я к вам пишу это не для похвальбы, но, собственно, оттого, что вам будет приятно, в географии я учу математическую, по небесному глобусу планеты, ход их и прочее, прежнее учение истории мне очень помогло. <...> Я еще ни в каких садах не был, но я был в театре, где я видел Невидимку, ту самую, что я видел в Москве 8 лет назад; мы сами делаем театр, который довольно хорошо выходит, и будут восковые фигуры играть (сделайте милость, пришлите мне мои воски)...»

Письмо отослано в Апалиху ранней осенью 1827 года, в разгар подготовки к вступительным экзаменам. Мишелю вот-вот исполнится 13 лет, он прилежен, серьезен, озабочен успехами в науках и искусствах. Рисует и лепит он давно, чуть ли не с младенчества.

Троюродный брат и товарищ Лермонтова по детским играм, старший сын тетушки поэта Аким Шан-Гирей вспоминал: «Мишель был мастер делать из талого снега человеческие фигуры в колоссальном виде, вообще он был счастливо одарен способностями к искусствам, уже тогда рисовал акварелью довольно порядочно и лепил из крашеного воску целые картины. <...> Проявление же поэтического таланта в нем вовсе не было заметно в то время».

Михаил Юрьевич многое делал «довольно порядочно»: например, играл на флейте, фортепьяно, скрипке. На выпускных экзаменах при переходе в шестой класс Благородного пансиона исполнил аллегро из скрипичного концерта Людвига Маурера — сложное по технике исполнения произведение, которое играли в те времена самые известные виртуозы.

По приезду в Москву в 1827 году началось еще одно увлечение Лермонтова — русской историей. Любопытно, что к античности в отличие от поэтов пушкинской поры был равнодушен. Историей же русской заинтересовался всерьез, начав с изучения Москвы, каждый камень которой «хранит надпись, начертанную временем и роком» («Панорама Москвы»).

На подготовку к поступлению в пансион потребовался год. Лето 1828 года, перед поступлением, Лермонтов с бабушкой проводит в Тарханах. На малой родине была написана первая поэма Михаила Юрьевича «Черкесы». На ее копии рукой поэта сделана надпись: «В Чембаре за дубом». Дубовая роща, к которой предание относит эту надпись, сохранилась до наших дней, но об этом мы поведаем чуть позднее.

1 сентября 1828 года Михаил Лермонтов, успешно пройдя вступительные испытания, зачислен сразу в четвертый класс. Теперь Мишель был сам волен выбирать приятелей: до сих пор товарищей для игр выбирала Елизавета Алексеевна. Однако отношения со сверстниками не складывались: мальчишки инстинктивно чувствовали, что их новый однокашник немного странный, требующий неких особых деликатности и понимания. У бабушки поэта и на этот случай были заготовлены меры: поздней осенью 1828 года в Москву из Апалихи был направлен Аким Шан-Гирей. Об этом Арсеньева еще летом договорилась с племянницей, матерью Акима. Прежняя нанятая квартира на Поварской была для троих слишком мала, а потому Елизавета Алексеевна сняла более вместительный дом на Малой Молчановке.

Об этом периоде Аким вспоминал: «В Мишеле нашел я большую перемену, он был уже не дитя, ему минуло 14 лет; он учился прилежно. M-r Gindrot, гувернер, почтенный и добрый старик, был, однако, строг и взыскателен и держал нас в руках; к нам ходили разные другие учители, как водится. Тут я в первый раз увидел русские стихи у Мишеля: Ломоносова, Державина, Дмитриева, Озерова, Батюшкова, Крылова, Жуковского, Козлова и Пушкина».

Действительно, Мишель учился с превеликой охотой, не зная, что значит уставать, но при этом не рвался в лидеры. И стихи писал, правда, прибирал в стол. Еще и насмешничал над своей забавой: кропаю стишки… О своих первых поэтических опытах Лермонтов действительно не раз вспоминал как о чем-то не совсем серьезном: «Когда я начал марать стихи в пансионе в 1828 году...» Но мы-то с вами можем увидеть, что под этой несерьезностью скрывается титаническая работа духа, незаметная для домашних. Взять хотя бы его «Молитву», написанную в конце 1829 года, где четко прослеживается романтический порыв юной мятущейся души:

Не обвиняй меня, Всесильный,
И не карай меня, молю,
За то, что мрак земли могильный
С ее страстями я люблю...
Но угаси сей чудный пламень,
Всесожигающий костер,
Преобрати мне сердце в камень,
Останови голодный взор;
От страшной жажды песнопенья
Пускай, Творец, освобожусь,
Тогда на тесный путь спасенья
К Тебе я снова обращусь.
(«Молитва»)

Для прилежного ученика и будущего поэта троюродный братец Аким оказался чересчур прост. Подумав, что трое — уже компания, Елизавета Алексеевна свела внука с еще одним ровесником — Алексеем Лопухиным. С Алешей Лермонтов подружился всерьез — на всю оставшуюся жизнь.

О днях в пансионе Аким Шан-Гирей пишет: «Пансионская жизнь Мишеля была мне мало известна, знаю только, что там с ним никаких не было историй. Я сам в пансионе был один только раз, на выпускном акте, где Мишель декламировал стихи Жуковского: «Безмолвное море, лазурное море, стою очарован над бездной твоей». Впрочем, он не был мастер декламировать и даже впоследствии читал свои стихи довольно плохо».

В марте 1830 года пансион посетил император Николай I, оставшийся очень недовольным учебным заведением, за которым закрепилась слава рассадника вольномыслия. Вскоре последовал императорский Указ Сенату о преобразовании пансиона в гимназию. Чем это грозило воспитанникам пансиона? А тем, что преобразование в гимназию уничтожало права, которые пансион давал окончившим полный курс. Кроме того, поскольку гимназии принадлежали к числу бессословных учебных заведений, гимназическое начальство имело право на телесные наказания посредством розог. Что, конечно, было крайне нежелательно.

В тот роковой мартовский день случилась первая встреча поэта с государем. И первый же крах. Окончив шестой класс, Лермонтов вышел из пансиона. 16 апреля было выдано свидетельство из Благородного пансиона «… Михаилу Лермонтову в том, что он в 1828 году был принят в пансион, обучался в старшем отделении высшего класса разным языкам, искусствам и преподаваемым в оном нравственным, математическим и словесным наукам, с отличным прилежанием, с похвальным поведением и с весьма хорошими успехами; ныне же по прошению его от пансиона с сим уволен».

Пришлось круто менять план жизни. Мишель принял решение поступать в Московский университет и продолжать образование там. Чем же обернулось стремление из детских «вырваться одежд»? Очередными испытаниями, принятыми, впрочем, Мишелем спокойно и даже с довольством.

ООО «Издательский дом «МедиаЮг» при поддержке Президентского фонда культурных инициатив реализует проект «Поэт поколений» . Это мультимедийный проект, приуроченный к 210-летию великого русского поэта и писателя М. Ю. Лермонтова.